Золотой кол - страница 4

— А я что? Небось тебе не восьмой десяток? А легкие-то ты, верно, давно кумысом вылечил!

— Какое там!

— Эх, Кулжабек! — сердито воскликнул дед Шамыр. — Скажи: разве кому-нибудь хорошо нынче?

Кулжабек, не зная, что ответить, молча слез с коня, стреножил его. Кербез подала ему свою косу. Деловито опробовав косу пальцем, Кулжабек примерился и с силой махнул косой. Но неожиданно конец ее чуть не воткнулся в его собственную ногу. Кербез аж вскрикнула от испуга. Покраснев, Кулжабек опять повел косой и… кончик косы врезался в землю.

— Ой, бестолковый! Ты что, с ума сошел? Тут люди серпа найти не могут, а он размахался! Отдай косу! — Шамыр вырвал у парня косу, зло сплюнул. — Откуда только ты такой взялся?!

Кулжабек виновато молчал. Потом еле слышно пробормотал:

— Когда мне косить-то было? С курсов сразу на фронт забрали…

— Эх, черт бы тебя побрал! Ни на учебе, ни на войне, ни на работе — нигде от тебя толку нет! А я ему еще как дельному человеку косу дал: мол, учи других…

— А я разве напрашивался? — стал оправдываться Кулжабек. — У меня и нога не зажила…

— Иди ты отсюда! Болтун! — рассердился еще сильнее дед Шамыр.

Кербез с жалостью смотрела на Кулжабека. Красный от стыда, надрывно кашляя, он побрел к коню, волоча раненую ногу, не поднимая глаз от земли.

— Дед, зачем ты его обидел? Видишь, как он кашляет? Мы же его специально на легкую работу, помощником ветврача, поставили, — укоризненно заметил Бокон, правя бруском затупевшую косу.

— Руки-ноги ведь на месте? Неужто не мог косить научиться! — проворчал Шамыр.

— Что вы на него накинулись! — вмешалась в разговор пожилая женщина громадного роста, которую все называли Балбан-апа[2]. — Человек, можно сказать, из ада вернулся, со смертью уже повидался, хоть и моложе вас! А вы…

— О наша великанша! Ты права, — улыбнулся Бокон.

— Ох и лиса же ты, Бокон! — невольно улыбнулась и женщина, продолжая косить.

Все в аиле уважали Балбан-апа за прямодушие, честность. Кербез с восхищением смотрела, как косит она, ничуть не отставая от Бокона, потом решительно сжала косу руками и, как учил дед Шамыр, сильно и плавно махнула ею. Трава неожиданно ровно упала за косой. Окрыленная первым успехом, Кербез опять повела косой. Ноги непослушно заплетались, сердце стучало так, будто хотело выскочить из груди, но Кербез уже ничего не замечала. «Не так уж и трудно, оказывается. Даже интересно», — подумала она, уже смело орудуя косой.

Во время обеденного перерыва Кербез вдруг почувствовала, что руки ее словно окаменели, перестали повиноваться ей, онемела поясница да и ноги. Уулча и Тунук тоже бессильно лежали на траве, пряча голову под крохотной тенью, которую отбрасывал чапан, накинутый на поставленную вертикально косу.

Балбан-апа что-то оживленно рассказывала сидевшим рядом с нею женщинам.

Кербез прислушалась:

— Тогда советская власть только установилась, — вспоминала Балбан-апа. — Свобода, женщинам равные права… Помню, на празднике это было. Кажется, Первомай отмечали. И его решили два аила — наш и соседний — вместе провести. Скачки устроили, козлодрание, эниш — борьбу на конях. А потом кто-то предложил устроить для шутки женский эниш. А у соседей была в аиле одна здоровущая баба, раза в два толще меня! Они посадили ее на коня и выпустили на круг. Наши как увидели ее, сразу приуныли. Потом все же стали меня уговаривать, — я-то тоже не хиленькая, — давай, мол, защити честь аила, некому, кроме тебя… Дали мне жеребца гнедого. Сильный, горячий конь был. Седло с двойными подпругами. Господи, молю, не дай опозориться перед всеми… Решилась я таки, села на жеребца, и тут кто-то как вытянет гнедого моего плетью, так он и понесся навстречу той толстухе… А у нее, оказывается, только вид был грозный. Схватила я ее за локоть, скрутила, потащила, вижу — поддается! Пришпорила я гнедого, он как рванется — толстуха-то и бухнулась на землю! Народ тут такой крик поднял — уши заложило!..

…После обеда женщины опять взялись за косы. Войдя в азарт, они прокосили дотемна и, неожиданно для самих себя, скосили изрядный клин.

— Нам-то ничего, у нас кости давно затвердели. Девчат жалко. Надо было их пораньше отпустить. За день-то все равно всего не скосишь. А девчата нам еще пригодятся, — укорила Балбан-апа бригадира.