Золотой куполок - страница 9

Солнечные лучи падали уже чуть сбоку, и от этого кусты внизу, обозначившие берег, выглядели рельефно, а за ними, насколько хватало глаз, почти до горизонта, до полоски дальнего леса, разлилась живая вода такого голубого, небесного цвета, что и не понять — небо ли опрокинулось, земля отразилась ли в небе, — будто раскрылись перламутровые створки гигантской раковины.

Андрей впитывал лучи: каждой клеточкой тела, чающего всю зиму живительного солнечного тепла; душой, заблудившейся в каменных городских ущельях; глазами, потерявшими зоркость от городского бетонного монохрома — впитывал, радостно раскрываясь навстречу благодати, щедро льющейся на него.

Губы сами собой шептали:

— … припадаю Твоей благости: помози ми, грешному, сие дело, мною начинаемо, о Тебе Самем совершити во имя Отца и Сына и Святаго Духа…

Осенив себя крестом, он поставил треногу на склоне, раскрыл мольберт, в котором ещё дома укрепил загрунтованный кусок оргалита, достал палитру, разложил краски.

Взгляд скользил по оттаявшей земле, по прутикам спящих кустов, по воде, где медленно плыли белые облака, — к горизонту, к полоске леса, разделившей воду и небо. И вдруг белый барашек облака, убегая вправо, открыл за собой мир горний, осиянный золотым куполом, который Андрей ясно увидел не только глазами, но и внутренним взором души и сердца.

Истинно говорил старик!

А в следующее мгновение пастух небесный, будто опамятовшись, погнал белоснежное стадо, и видение исчезло, — лишь полоска леса опрокинулась в воду, разделив пространство на здесь, и там.

Андрей карандашом начал набрасывать композицию. Ему не давалась линия горизонта, — где провести её? — ниже, выше ли середины?

«Наверное, выше, потому что «земного» должно быть все-таки больше. И вон тот камень огромный слева войдет, и дуб справа, и всё будет стремиться к верхней части, к золотому куполку…» — размышлял он, когда почувствовал, что за ним наблюдают.

Художник отошел на два шага от мольберта, желая охватить взглядом всё пространство в его величии и соразмерности.

И в этот момент опять приоткрылось небесное окно, и засиял золотой купол. Нетварный свет изливался на Андрея, и он вновь почувствовал, что видит не только глазами, но всем телом емлет этот свет, трепещет каждой жилкой, и начинает ощущать, что — да, вот сейчас сможет всё; осталось лишь взять кисть, и рука не будет принадлежать ему, Андрею, но тому, — великому и единственному Художнику, который избрал его.

Однако, чувство, что он здесь не один, не покидало. Андрей обернулся: так и есть, — взгляд уперся в косой, почерневший забор, — за ним хоронились три мальчишьих головы, над — мелькнули три вязаные шапочки. «Мальчишки любопытствуют», — отметил про себя Андрей.

— Эй, ребята, не бойтесь! Идите сюда, — крикнул он.

Носитель красной в жёлтую полоску шапочки оказался самым смелым, — первым высунулся из-за забора. Лицо мальчугана к удивлению Андрея было шоколадного цвета, характерный широкий нос и черные кудряшки, торчащие из-под шапочки, красноречиво говорили об отце нездешнем.

За ним высунулись и две другие шапочки: в темно-синей, адидасовской — чернявенький, скорее всего кавказец, и светлый, голубоглазый, усыпанный веснушками, уж точно славянин, — в коричневой с хвостом, как у гнома.

— Ну, чего вы там прячетесь? Идите сюда.

Ребята подошли.

— Давайте знакомиться. Меня дядя Андрей зовут.

— А меня — Вова, — протянул коричневую ладошку потомок дядюшки Тома. — А его — Армен, а того — Алик, — представил он друзей.

— Вы местные? Здесь в деревне живете? — спросил Андрей.

— Не, Вован только местный, у бабушки с дедушкой живет, а мы погостить на каникулы, я с ПокровА, Армен с Коврова… А вы откуда? — осмелел славянин.

— Из Москвы приехал.

— Ничего себе!… Из самой Москвы? А зачем? Щас-то рано ещё, тут москвичи только летом живут, дома снимают.

Разговаривая, ребята с любопытством поглядывали на треногу, на мольберт, — про себя Андрей отметил, что говорят они без всякого акцента, а Вован даже немного окает по-владимирски.

— Ребят, а как речка ваша называется? — Андрей вдруг понял, что до сих пор не поинтересовался названием реки, хотя приехал сюда уже второй раз.