Золотой лабиринт - страница 3
– Хорошо, спасибо, – Саблин положил телефон на стол.
В этот момент на электронную почту пришли фотографии с места преступления.
Следователь начал открывать все снимки по очереди, внимательно всматриваясь в каждую деталь. Последними были несколько фотографий кисти покойного, на которой имелась татуировка. Саблин увеличил масштаб изображения, рассматривая татуировку в виде двух заглавных букв – АА.
Он откинулся на спинку кресла.
Покойного звали Рульковский Степан Данилович. Инициалы не его.
Саблин нашел имя жены убитого – инициалы тоже не подходили.
Странно.
Все детали, на первый взгляд, наталкивали на мысль о ритуальном убийстве.
Не взяли ценные вещи, не разгромили магазин.
Отравление – редкий для нашего времени инструмент для убийства. Но, это говорит о том, что преступление не спонтанное, а продуманное, спланированное.
С другой стороны – вырезанные глаза, будто человека хотели наказать за то, что он увидел. Все это уже сделали после смерти. Послание? Но кому? Полиции? Или это предостережение, угроза или подпись убийцы? А если так, то за этим может последовать продолжение.
При этой мысли Саблин вздохнул.
Только серийного убийцы не хватало. Пусть уж будет ритуальная месть. Кто знает, во что этот антиквар ввязался.
Глава 2. Полгода спустя. Москва. Вторник. 12.22
Мужчина зашел в магазин и прикрыл за собой дверь.
Внутри было тихо. В центре торгового зала он заметил молодую пару, рассматривающую старинную вазу.
Мужчина прошел вперед до прилавка, за которым стояли две женщины.
– Добрый день, – тихо сказал он, обращаясь к одной из них, – Поговорим?
Мужчина всегда немного нервничал, когда приходил в этот магазин.
Но сейчас, непонятно почему, у него было особенное чувство, очень тревожное.
Он не находил себе места весь день. С ним такое в последние дни было часто.
Женщина посмотрела на него из-под очков, отвлекшись от монитора ноутбука.
– Секунду, – сказала она, снимая очки и выходя из-за прилавка в зал, – Пойдем.
Она прошла в дальнюю часть магазина, где стояли книжные полки.
– В чем дело? – спросила она.
– Я больше не могу. Мне кажется, они все знают!
– Что ты несешь? С чего ты взял? – шёпотом спросила женщина, оглянувшись на зал.
– Не знаю, не знаю, мне так кажется!
Женщина вздохнула.
– Слушай, – она взяла с полки книгу и начала ее листать, – Мне кажется, мы договорились, и ты понимаешь всю ситуацию?
– Я не могу продолжать!
– Тихо! Слушай! Мы слишком далеко зашли, поэтому надо все доделать.
– Нет. Я так больше не хочу. Мы должны избавиться от этого!
– Избавиться? После всего, что мы сделали? Ты в своем уме?
– Я придумаю, как это сделать.
– Не смей, – строго сказала женщина.
Она захлопнула книгу.
– Я пришел поставить тебя в известность, – мужчина нахмурил брови.
– Если кто-то узнает, нам конец.
Лицо мужчины покрылось холодной испариной.
– Не узнают.
– Не делай этого, слышишь?!
Мужчина побледнел.
Женщина, наморщив лоб, внимательно на него посмотрела.
– Ты понял?
В кармане мужчины зазвонил телефон.
В мелодии звонка ему послышалось что-то зловещее и пугающее, словно предупреждение – не принимай вызов!
Но телефон продолжал настойчиво звонить.
Мужчина направился к выходу и вышел на улицу.
Телефон отключил.
Затем зажмурился и потер лицо руками.
Теперь он невыносимо жалел, что когда-то пошел на поводу у своей алчности.
Дышать стало тяжело.
Плохо, все очень плохо.
Чувство тревоги и страха нарастало.
И поэтому с каждой минутой он все больше был уверен в своем решении.
Быстрым шагом вышел на бульвар и поймал такси.
Необходимо было успеть все сделать сейчас, до вечера.
Он чувствовал, потом будет поздно.
Глава 3. Москва. Вторник. 18.15
Летние сумерки принесли приятную прохладу в город.
Филипп вышел из машины.
День был длинным и суматошным.
Сначала встреча с читателями в одном из книжных магазинов, потом обед с новым издателем, а следом фотосессия для интернет-СМИ. О нем напишут статью, как о писателе года, получившем это звание по результатам опроса поклонников приключенческой литературы.
Класс! Однако, Филипп не чувствовал большой радости. Он не любил публичность, выступления давались ему с трудом. Поэтому сейчас, идя домой, он ощущал внутреннюю опустошенность и усталость.