Золотые ворота. Черное солнце - страница 8

стр.

— Ну, ты нашел конспекты по фольклору? Хлопцы ведь ждут.

Глубокая скорбная морщина мгновенно пролегла у Андрея между бровей, отвердел, омрачился его взгляд.

— Эх ты!.. Неужели ждешь, что я на колени перед тобой стану? — обиженно воскликнул он и бросился к выходу.

В это время за стеной, в соседней комнате, что-то гулко стукнуло, и в следующий миг перед Андреем распахнулась дверь — на пороге вырос худой седобородый старик со встревоженным взглядом, в стареньком ватнике и поношенных валенках. То был дед Олеся по матери, Гаврило Якимович Химчук.

— О-о, да у нас гость! — улыбнулся он, а глаза обеспокоенно перебегали с Олеся на Андрея. — Что же ты, внучек, не приглашаешь Андрюху садиться, ноги ему еще для дальних дорог понадобятся.

— Да я уже домой собрался, — в знак приветствия Ливинский поклонился хозяину дома.

— Ну, так уж и собрался! А для кого же я моченые яблоки приготовил? Нет-нет, из этой хаты не выходят, не угостившись. Чем богаты, тем и рады.

— Ну, если моченые яблоки… — заколебался Андрей, боясь отказом обидеть Гаврилу Якимовича. — Честно говоря, меня что-то с самого утра на кислое тянет.

— Эге ж, после выпивки всегда так: только о кислом и думаешь.

— Что вы, дедусь, мы из непьющих.

— Оно и видно. Наш вон непьющий еле ноги вчера домой приволок…

— А знаете, он ведь и не нюхал горилки. Это мы состязания устроили, а тут вдруг как завьюжит…

Старик осуждающе покачал головой:

— Эх, неразумные вы головы… В мое-то время люди в такой день остерегались фокусы выкидывать. Поверье ведь существует: как проведешь первый день января, таким и весь год будет. А вы… Да в придачу, видно, еще и поссорились, леший бы вас забрал.

— Нет-нет, просто выясняли отношения, — возразил Олесь.

— Другому кому это скажи. По ушам вижу, что и сегодня продолжали вчерашний жаркий разговор.

Хлопцы опустили глаза.

— Ну да это не самая страшная беда. С добрыми людьми всегда можно прийти к согласию. А теперь погодите-ка, — и он трусцой выбежал из комнаты.

Вскоре вернулся с миской в руках, наполненной крупными, будто восковыми антоновскими яблоками. Олесю и Андрею не оставалось ничего другого, как приняться за них, а Гаврило Якимович, явственно ощущая потребность в своем здесь присутствии, стал наводить в комнате порядок. Отворил форточку, поправил занавески на окнах, смахнул утиным крылом папиросный пепел с письменного стола. Этот человек вообще не терпел неопрятности, а тем паче в собственном доме, где все, буквально все было сделано его неутомимыми руками. Даже сейчас, несмотря на свои шестьдесят восемь лет, он сам вел домашнее хозяйство, потому что дочка ежедневно в больнице с утра до ночи, а у внука университетских забот достаточно. Так что целыми днями, не приседая, то что-нибудь чинил, то стряпал, то портняжничал.

Но самой любимой для Гаврилы Якимовича, конечно, была работа в саду. Как только на дворе начинало дышать весной, он от зари до зари топтался возле деревьев. Обрезал «холостые» побеги, снимал с молодняка тесную зимнюю одежду из соломы, обмазывал известкой стволы. А тем временем приходила пора окапывания, обрызгивания, окулировки, привоя. И многотрудная работа старика не пропадала зря: каждую осень деревья одаривали его душистым щедрым приплодом. Но не искал Гаврило Якимович прибыли от тех урожаев. Когда над Мокрым яром начинала кружить осенняя желтая метелица, ворота его усадьбы широко распахивались для всей Соломенской детворы: пусть лакомятся озорники да узнают, какой щедрой может быть родная земля! А когда приезжала на седогривых конях зима и вьюжными вечерами к Химчукам сходились на огонек седоголовые железнодорожники, у Гаврилы Якимовича было чем угостить и их, спутников своей полной бурь и тревог молодости. Не выпускал он из дома, не попотчевав дарами сада, и друзей внука, хотя они почему-то не часто топтали стежку к Мокрому яру. Но именно последнее обстоятельство более всего и тревожило Гаврилу Якимовича. Вероятно, поэтому так и насторожила его перепалка между Олесем и Андреем.

— Ну, как, перекусили немножко? — обратился он через некоторое время к насупленным хлопцам. — А теперь миритесь, леший бы вас побрал! Ссориться — дело нехитрое, а вот суметь дружбу сохранить… Недаром же говорится: одно полено и в печи гаснет, а два и в поле горят.