Звенит слава в Киеве - страница 20

— Что ж тут неожиданного, ваше святейшество? Дочь такого могущественного властелина, как князь Ярослав, может позволить себе не отступать от веры своих предков.

— Да, князь Ярослав могучий государь, а страна его велика и богата. Но… скажите, господин Андрэ, а как решался этот вопрос в других случаях? Ведь, кажется, дом князя связан родственными узами с немалым числом европейских государств?

— Да вот считайте, ваше святейшество. Сам князь женат на дочери короля шведского, Олафа. Сестра его, как вы знаете, за польским королём Казимиром, а сестра Казимирова за нашим княжичем Изяславом. Княжна Елизавета — за Гаральдом Норвежским, у супруги Андрея Венгерского, Анастасии Ярославны, мы с вами гостили, ещё двое княжичей на немецких принцессах женаты, а старший взял в жёны дочь английского короля. Всеволод же повенчан с царевной греческой, из рода Мономахова…

— И как же решался во всех этих браках щекотливый вопрос, с которым вы пришли ко мне?

Этого Андрей не знал. Как-то не было такого разговору, да раньше и не встревал он в дела государственные… Эх, была не была! Придётся брать грех на душу!

— Насколько мне известно, никто не дерзал принуждать князей Киевских поступать против совести, — сухо и решительно ответил Андрей.

Савейр отлично понял, как обстоит дело, но это нисколько не помогло ему. Так или иначе — завтра свадьба. Откладывать её невозможно…

«Отцов церкви я уговорю, — думал он, — а Генриху совершенно безразлично, на чём будет присягать королева. Да и вряд ли он даже отличит одно евангелие от другого..»

— Могу ли я считать, что князь Ярослав держится тех же мыслей, что и его дочь, господин Андрэ? — вкрадчиво спросил он.

Видно, будет ещё один грех на душе. Разве знает Андрей, как поступил бы князь?

— Безусловно, ваше святейшество. И он по достоинству оценит ваше посредничество…

— Ну что ж, — вздохнул Савейр, — передайте княжне, что желание её будет исполнено.[9]

14 мая 1049 года, в день святой троицы, состоялось бракосочетание Анны, княжны Киевской, и Генриха I, короля Франции.

Гремел никогда до того не слышанный Анной орган, от клубов фимиама, а может, и от узкого платья кружилась голова. Потом была коронация, пир в архиепископском дворце — и новую королеву повезли туда, где предстояло ей прожить отныне всю жизнь.

Столица Франции была невелика в те дни, когда, подъезжая к Парижу, епископ де Мо Савейр указал на него молодой королеве. Сена окружала своей серебристой лентой мрачный остров Сите, и волны её колыхали на якорях лишь несколько маленьких судёнышек. Анне сразу вспомнились шумные, многолюдные пристани Киева и множество кораблей на Днепре.

В воде отражались башни дворца, ограниченные справа и слева чёрными линиями Малого и Большого мостов. Париж предстал впервые перед своей королевой как путаница крыш, между которыми едва различались узкие улицы…

— Слышь-ка, — тихо сказала Анна ехавшему рядом Андрею, — тёмный какой город-то…

— Полно, Ярославна, — так же тихо ответил Андрей, — это день нынче пасмурный. А вообще слыхал я, что солнышка здесь поболе, чем у нас. К полудню, вроде, ближе они.

Анна не ответила. Может, и правда это, да уж всё равно. Одним солнышком не согреешься, коли на душе темно. Что впереди у княжны Киевской? Одна в чужой стране с пожилым, нелюбимым мужем.

— Андрей, — обернулась она к Андрею, — ты долго ль со мной здесь проживёшь?

— Сколько захочешь, столь долго жить буду…

— Не заскучаешь по дому-то?

— Как не заскучать, Ярославна. По себе, поди, знаешь.

— Я — другое дело. Неволею судьба мне рассудила жизнь прожить. Для блага Руси, батюшка сказал…

— И я для того же послан. Тебе помогать, в чём потребуется, и другое многое, что князю надобно, делать.

— Навек ли приказал батюшка тебе при мне оставаться?

— Нет, Ярославна, того не говорил князь.

— А доколе ж?

— Пока сама не скажешь, что ненадобен более, что к жизни новой привыкла и не горюешь о судьбе своей…

— Ох, Андрей… коли так, не пришлось бы и тебе во Франции гробовой доски дожидаться…

— Как велишь, — вздохнул Андрей, — а только в горе я тебя не покину.

— Верный ты друг, Андрей…