Звено принимает решение - страница 17

Тут Савкина мать вышла во двор.

— Не видел Саввушку? — спрашивает.

— Нет, не видел, — отвечаю.

— Он повел собаку, — говорит она, — в мединститут. Давно бы вернуться должен.

И опять зовет:

— Саввушка!

Я подождал, пока она перестанет кричать, и спрашиваю:

— А зачем он Джульбарса в мединститут отвел? Надо к ветеринару, если пес заболел.

— Саввушка повел продавать собаку. Объявление было. Нам она ни к чему.

— А зачем мединституту собака? Сторожить?

— Нет, — говорит Савкина мать, — для опытов.

«Вот так Саввушка!» — думаю. Известное дело, какие там опыты бывают. Сделают дырку в животе и начнут по резиновой трубке откачивать всякие там желудочные соки.

Мать Савки ушла в дом. А я стою и не знаю, что мне делать. Так мне Джульбарса стало жалко, так жалко! Тут как раз Савка пришел. — Веселый такой, конфеты жует.

— Порядочек, — говорит, — два рубля имею. Могу на кино в долг дать.

Я разозлился, подскочил к нему и стал ругать его за Джульбарса:

— Как ты смел Джульбарса на опыты продать! Из него сторожевую собаку можно сделать!

Савка как закричит:

— А какое тебе дело! Моя собака, что хочу, то и делаю! Катись с нашего двора!

Лезет на меня, рожа у него противная, рот, как у жабы, и шоколадной конфетой выпачкан. А глаза юлят, не могут прямо смотреть. Вдруг он как замахнется на меня!

— А! Так? — говорю. — На! — и дал…

Савка упал в снег. Надо было ему добавить, да лежачего не бьют.

Я ушел и не оглянулся.

Дома я стал думать, как выручить Джульбарса. А как его выручишь?

Надо деньги отдать, два рубля.

А у мамы просить бесполезно, потому что у нее нет сейчас денег, я знаю. А медлить нельзя — с Джульбарсом могут успеть какой-нибудь опыт сделать.

Я все-таки придумал. Схватил свои новенькие коньки — и на улицу. «Кому бы продать?» — думаю.

Вышел я на центральную площадь. Постоял, постоял. Холодно. Смотрю, идет через площадь женщина, я — к ней.

— Купите, тетенька, коньки. Мне только два рубля нужно.

Она посмотрела на меня подозрительно и спрашивает:

— А ты не украл их, мальчик?

— Нет, — говорю, — что вы, тетя, честное слово, мои. Купите, пожалуйста, мне очень два рубля надо.

— А зачем тебе?

— Очень надо. Срочно требуются.

— Ты, наверно, удрать из дому решил? Тебе на билет деньги нужны? Да, мальчик?

— Эх! — говорю. — Зачем мне убегать? Я уже убегал один раз, и знаю, ерунда это. Незачем.

— Ну, — говорит, — если уж убегал, то больше незачем.

Смотрю, около нас еще какая-то тетка с кошелкой остановилась, вся в платок закутанная, глаза чуть видны.

Это Савкина мать была. Я ее даже и не узнал сразу.

Та женщина и говорит ей:

— Как это неприятно видеть, когда дети своими вещами торгуют!

А Савкина мать отвечает:

— Ничего, я его знаю — это соседский мальчик. А почем, — спрашивает, — продаешь?

Я сказал.

— Дорого. Уступай за рубль семьдесят.

— Так ведь они с ботинками!

— Ну, как хочешь, — и делает вид, что уйти хочет. А та, другая женщина, уже ушла.

Подумал, подумал я и говорю:

— Ладно, берите коньки.

Взял я у Савкиной матери деньги и припустил бегом.

«Все равно, — думаю, — теперь можно в мединститут идти». Скажу: «Вот рубль семьдесят, а тридцать копеек к вечеру принесу». Лишь бы только подождали опыты делать с Джульбарсом.

И еще думаю: «Зачем мать Савке коньки купила? Ведь у него же есть одни! На руки ему что ли вторые надевать и на четвереньках кататься?!»

Мне очень смешно сделалось, когда я представил себе Савку в таком виде, и даже коньков не так жалко стало.

Только от мамы, конечно, достанется.

Примчался я в мединститут, а меня вахтер старик не пускает.

— Куда? — говорит. — Зачем тебе собаку?

Хорошо, тут один студент подошел. Я с ним потом познакомился, Костей его зовут.

Вижу: в военной гимнастерке, лицо доброе. Я к нему. Сразу начистоту все выложил. Так, мол, и так. Надо выручать собаку.

— Верно, надо выручать.

И стал в своих карманах рыться. Только денег не оказалось у него.

— Ничего, — успокаивает он меня, — не унывай. Сейчас раздобудем.

А вокруг нас уже студентки и студенты столпились.

Веселые все такие, вопросы мне задают, а ответов не слушают, — разговаривают, смеются.

Костя сказал им:

— Эй, друзья! Вытряхивай у кого что за душой осталось.