Звезда доброй надежды - страница 9

Все это началось в то утро, когда конвой военнопленных с Дона прибыл к воротам лагеря. Надломленный предательством единственной женщины, которую он любил до тех пор и воспоминание о которой похоронил в земле на берегах Дона, Корбу был убежден, что Иоана входит в его жизнь как естественное, необходимое вознаграждение, без которого жизнь в плену показалась бы ему хуже смерти. Узнав, кто она и какую должность занимает в лагере, он поспешил добровольно вызваться на работу в госпитале, чтобы все время находиться вблизи нее и сжигать себя пламенем неразделенной любви. Выполняя функции санитара, убирая помещения и обслуживая немощных больных, он тянулся к ней с теми же противоречивыми чувствами, которые испытывает раб к своей обожаемой госпоже.

Вначале были лишь беспокойство, лихорадка, растерянность, но они быстро прошли. Потом появились все более изнуряющие бессонница и безысходность. Он никогда не общался с ней во внеслужебное время, и Иоана всегда говорила с ним официальным требовательным тоном, а Штефан Корбу выслушивал ее распоряжения напряженно, с собачьей преданностью глядя ей в глаза.

«Однако так продолжаться не может, — думал он. — Я сойду с ума!»

Мало-помалу Корбу начал сознавать трагичность своей любви. Осужденный созерцать мир через колючую проволоку, он вдруг открыл, что вселенная ограничивается узкой полоской далекого неба и единственной недоступной звездой — Иоаной.

В конце этой беспокойной ночи в госпитале установилась тишина. Доктор Раду Анкуце подумал, что наконец-то он сможет лечь спать. Внизу, на первом этаже, в большом зале, был бокс, отделенный от остального помещения натянутыми плащ-палатками, там всегда стояло несколько пустых коек. Санитары предпочитали отдыхать здесь, даже если не дежурили. Был риск, что их в случае необходимости могут поднять и ночью. А советский дежурный офицер все равно позже обходил весь госпиталь и делал перекличку и больных, и персонала.

Отправившись на поиски Штефана Корбу, чтобы передать ему приказание комиссара, Анкуце обнаружил, что и обе сестры не собираются покидать госпиталь. Или им было трудно теперь добираться до села, где были расквартированы, или же они понимали, какой опасности подвергают село после контакта с тифозными больными.

Кабинет Иоаны был превращен в спальню. Молодая сестра, узбечка Фатима Мухтарова, уже расположилась прямо в одежде на кушетке, а пожилая санитарка, Наталья Ивановна, устраивала себе рядом постель с такой же тщательностью, с какой делала это дома.

Послышался скрип открываемой двери в другом конце помещения. Кто-то торопливыми шагами направлялся через зал. Держа ботинок в руке, доктор с досадой ожидал появления человека, будто намеренно создававшего шум.

Каково же было его удивление, когда он увидел майора Михая Харитона, которому уже дважды выговаривал сегодня вечером. Анкуце не удивился бы так сильно, если бы Харитон не напялил на себя все свои одежки и не захватил с собой даже вещевой мешок, в котором при каждом движении позвякивали котелок и ложка. Да и сам майор был удивлен не меньше доктора. Он предпочел бы не иметь свидетелей того, что собирался сделать.

Поэтому, растерянно остановившись посреди помещения, Харитон счел необходимым объяснить:

— Как видишь, я ухожу! Комиссар не имеет права задерживать меня, и поэтому… — Рубец на его щеке побагровел. По желтоватому, с неправильными чертами лицу блуждала неясная презрительная усмешка. — Хочу надеяться, что и ты не станешь задерживать меня, — добавил он.

Доктор, нахмурившись, холодно посмотрел на него.

— Подслушиваешь под дверьми, господин майор?

— Невольно получилось, — вкрадчиво ответил Харитон. — Ты же видел: я таскал кровати.

— Значит, ты слышал, почему комиссар был вынужден отдать такой приказ?

— Я знал об этом еще ночью.

— Речь идет о брюшном тифе, — подчеркнул Анкуце.

— В первую очередь речь идет о моей жизни, — возразил майор.

— А ты не подумал, что очень легко можешь заразить людей в казармах?

— Я не был ни в каком контакте с итальянцами.

— Думаешь, этого достаточно?

— Вполне! Я знаю, как заражаются брюшным тифом.