Звездный Тарзан - страница 10
Не видя лица Пулу, Тристан все же почувствовал, что тот недоуменно смотрит на него.
— Да. Они вот в таких белых гнездах, — Харуо сложил руки чашечкой. — Из них идет огонь и шум. Они распугивают пейму.
Значит, у этих людей имеются космические корабли, и это очень важно.
— Сколько ночей нужно туда идти?
Харуо наморщил лоб и стал считать на пальцах.
— Три руки ночей.
Тристан кивком головы поблагодарил его и, бросив взгляд на Пулу, сказал:
— Ночью.
Света догорающих угольков едва хватало, чтобы присмотреться. Тристан бесшумно передвигался по хижине, проверяя содержимое корзинок и кожаных мешочков в поисках сушеного мяса, кореньев и орехов. Среди вещей, свисающих с жердей, на которых крепился потолок, он на ощупь пытался найти сделанный из желудка пейму бурдюк для воды. Руки наткнулись на предмет, завернутый в обрезки кожи. Тристан знал, что это. Он отвязал сверток от стропила и развернул его. Из-за неловкого движения цепочка проскользнула между пальцев и две металлические пластинки звякнули о грязный пол. Тристан наступил на них ногой и оглянулся, чтобы убедиться, не разбудил ли он шумом мать. Она вздрогнула, но не проснулась. Он, не шевелясь, подождал, пока ее хриплое дыхание не выровнялось. Большой предмет оказался очень тяжелым на вес. Дотлевающие угольки кровавым светом отражались от ствола и рукоятки. Тристан повертел его в руках, рассматривая механизм.
— Энергетический пистолет, — прошептал он и положил оружие в охотничью сумку с едой, затем присел, чтобы поднять цепочку.
Тристан прищурился, разглядывая буквы, выдавленные на личном знаке:
ДАРТМУТ ДАРСИ 5066–8–0529 АДРИАТ, БОРТОВОЙ ВРАЧ.
Мать научила его азбуке, когда он был маленьким. Тристан читал по слогам написанные на разглаженном песке слова, водя вместе с матерью пальчиком по буквам. Потом он начал писать слова и предложения, и это проходило в форме игры. Так продолжалось до тех пор, пока он не стал достаточно взрослым для охоты, и с той поры занимался грамотой время от времени.
Тристан, однако, ничего не забыл. Он бросил цепочку в мешок вместе с остальными вещами и недолго постоял, не отрывая глаз от матери, укрытой шкурами. Его начали одолевать многочисленные страхи и чувства. Он боялся, что по возвращении уже не застанет мать в живых, и это подталкивало его уйти как можно быстрее и вернуться с помощью. Он чувствовал себя виноватым, что не предупредил ее о своих намерениях. Надо было как-то сказать ей, чтобы она не волновалась. Тристан достал из-за пояса нож и на твердом земляном полу нацарапал: «Мама, я ухожу искать отца, чтобы помочь тебе. Скоро вернусь. Тристан».
Он вздохнул, засунул нож за пояс и потихоньку вышел из хижины. Над лагерем нависла ночь, побудив ганианцев к активной деятельности. Прохладный ветерок обдувал лицо Тристана, освежая после нещадно пекущего солнца, каким оно было в разгаре лета. С охотничьей сумкой в руках он подошел к одной из лачуг и сел на корточки перед входом.
— Пулу, — позвал Тристан.
Его товарищ отвернул полог и жестом пригласил войти. Тристан нырнул в хижину, осмотрел лица сидящих вокруг костра и коснулся своего лба в знак уважения к матери Пулу. Ее лицо и горло были покрыты множеством шрамов, свидетельствовавших о количестве брачных связей. Длинные растрепанные волосы женщины поредели и поседели, но ребенок, которого она держала у груди, являлся своеобразным символом власти. Она носила имя Джва’нан, старейшины рода и матери своего народа.
— Ты, который мне почти сын, уходишь?
— Да, — поклонился Тристан. — Я ухожу искать своего отца.
Джва’нан пристально посмотрела на него.
— Зачем тебе твой отец? Мои дети не знают своих отцов.
— Он нужен не мне, — ответил Тристан, — а моей матери: он знает, как помочь ее болезни.
— A-а! Значит, ты уходишь из чувства джва’лай, из чувства долга к ней.
— Да, мать, — он использовал это слово как титул.
— Это хорошо, — медленно произнесла она. — Твоя мать для тебя все равно что Юнг Джвей, она дала тебе жизнь. Она дала тебе жизнь, а ты отдаешь ей то, что обязан по долгу сына.
— Да, — согласился Тристан.
— Но охотник, уходящий в одиночку, не приносит пейму.