Звезды не для нас - страница 25
– Ах, проклятое!
– Так оно.
– Верни мне его! Но теперь не обманешь: верни его живым, пусть женится на мне!
– Нужна жертва. Крови мало даёшь, нельзя такой ценой выкупить.
Аделька закусила губу. Страшно!
– Руби правую руку! Топором руби и дай мне!
На улице голосили люди, стучали в дом, глядели в мутные окна, да Адельке не до них было. Сходила в сени, принесла топор.
Отец с вчера ещё не проснулся. Упился до полусмерти, раньше обеда не встанет. Соблазн взял Адельку. Себя-то жалко, а отцу уж всё равно. Пропойца.
– Э, нет! Свою руку надобно.
Вздрогнула Аделька, да пути назад нет уж. Взяла початую бутыль, хлебнула, плеснула на руку. Встала у зеркала, руку поясом затянула. Бочком пришла, чтобы не посмотреть назад ненароком.
Ещё большой глоток сделала. Скривилась.
До крови губу закусила.
– Руби!
Страшно! Да делать нечего.
– Руби! Руби! Руби!
Кричало, просило за плечом, не отказаться. Не вывернуть, договор дороже денег, кровью подписан.
Размахнулась Аделька, да с первого раза не отрубила. Закричала только. Закричала, заплакала. Завыла.
Но голос слева всё упрашивает, шепчет.
– Руби, если хочешь снова услышать Валько. Руби! Руби! Руби!
С воем взмахнула Аделька ещё раз, ударила. А потом ещё и ещё, пока обрубок не остался на лавке. Кровь хлынула на пол.
Слепая почти от боли перевязала тряпицей руку. Положила обрубок у зеркала.
Тишина вдруг упала в доме, ничего не слышно: ни отец не храпит, ни мыши не возятся.
– Аделина…
Ах, что за голос слышится! Неужто!
Обернулась Аделька, да не Валько увидала, а лихо лесное, болотное. Сидело на горе из костей, и руку отрезанную ело. Кусало. Глотало.
А затем смеялось, смеялось, смеялось.
Смеялось!
Много знала Аделька, да не всё.
Вмиг померк свет, позеленело, почернело вокруг. Вместо дома – болото. Смрад и трясина.
Закопошилось под тряпицей у Адельки. Заползали жуки да червяки под кожей.
Заплакала, заголосила Аделька, да поздно.
Крайний автобус
Владислав Ефремов
г. Новосибирск
Корова Викуля, как нежно называл её деда Толя, давала всё меньше молока. Её нельзя было винить. Она тщательно общипала траву во дворе и вокруг забора, насколько я осмелился её вывести. И этого отчаянно не хватало.
Я поставил полупустое ведро молока на стол и заметил, что деда Толя пытается собрать мой рюкзак. Он всё никак не мог нащупать застёжку, которая давно отвалилась. Зрение его подводило.
Как и память.
– Ваня, мы ж так на крайний автобус опоздаем, – тревожно сказал дед. – А у тебя первое сентября. Пятый класс.
– Может, я ещё на недельку останусь? – попытался отговорить его я.
– Чтоб с меня потом мама три шкуры сняла? – добродушно пробурчал он, потирая седую бороду.
Я кисло улыбнулся. Мама не вспоминала о дедушке, пока не появилась нужда сплавить меня на лето. Посадила в круглый, как старая булка, автобус с выцветшим номером и была рада.
– Не-не, – сказал дед, выходя из избы. – Там тебя учёба ждёт. И девочка, поди, какая. Бежать надо, а то на крайний автобус опоздаем.
Я устало вздохнул. Попробуй тут отговорить. Упрямость с возрастом становится только сильнее. Мелькнула шальная мысль, не запереть ли деда в избе. Только ведь он переживать будет. Старым такое нельзя.
Я схватил палку, словно она могла помочь, и пошёл следом.
На улице нас встретили покосившиеся домики и мёртвая тишина. Ни птиц, ни кузнечиков, никого.
Хороший знак.
– Здрасте, Вероника Антоновна, – вдруг кивнул дед в пустоту, не сбавляя шага.
Я вздрогнул, сжав палку. На земле, пригибая траву, появились следы сапог. Они прошли в стороне, и мне не хотелось думать, что могло случиться, окажись мы на пути.
– Деда, хватай меня под руку. Я нас кратчайшим путём поведу.
На подходе к центральной улице я услышал звонкие голоса, напевающие задорную песню под балалайку. Могло показаться, что там что-то празднуют. Наверное, когда-то так и было. Только теперь оттуда ещё пахло мясом и сгоревшими волосами.
– О, неужто Речковы свадьбу сыграли. Заглянем. Глядишь, угостят чем-нибудь, – довольно покачивая седой головой, предложил дед.
– Мы так на автобус опоздаем, – хмуро ответил я, разворачиваясь и уводя нас на другую улицу.
На этой как раз было пусто и тихо. Прогнившие заборы, которые под напором шевелящейся без ветра крапивы упали в нескольких местах, и дома, в которых заколотили окна и двери. И пускай, что в одном изнутри.