Звезды не для нас - страница 31

– Эти раненые будут сниться тебе каждую ночь. Не сейчас, а потом, когда ты станешь взрослым… Все время… Из года в год… И каждый из них рассказывает, как он умирал. И все остальные тоже будут приходить. Бесконечно, понимаешь?

Потом его перестали бить, и он почувствовал обжигающее прикосновение холодной стали к шее.

Телевизор шипел и показывал серую муть. Сазонов выключил его и споткнулся о кучу испачканного в грязи вороха одежды. По полу запрыгала россыпь каких-то таблеток. Он пошел в ванную, включил холодную воду, подставил под пахнущую хлоркой струю лицо и держал, пока не веки не закололо мелкими иголками. Как всегда, после возвращения в голове крутилась муть и подташнивало. Вытер лицо и посмотрел в треснутое зеркало.

На шее истекал какой-то белесой сукровицей тонкий шрам. Он налепил на него пластырь и вернулся в комнату. Достал из тумбочки пожелтевшую газету «Ошлинский крестьянин», от ноября 1943 года.

Буквы расплывались и менялись прямо на глазах. Заметка «пропала машина с продуктами, от истощения умерло десять человек» пропала. Вместо нее появилась статейка «Фронту – трудовые подвиги». Положил газету назад и достал старую пожелтевшую фотокарточку с обтрепанными краями. Долговязый парень, с колючим взглядом, в окружении таких же волчат. На обратной стороне написанные от руки плюсики и минусы. Сазонов поставил маленький плюсик и спрятал карточку назад, к газете. Теперь до следующего года, а потом все снова. Бесконечность…

Михаил Ямской

г. Долгопрудный

– Алва итта двергу! – грохотал боевой клич над окутанной дымом бухтой.

– Эуалла париссия! Дургдибл стравосклифи! – подхватывали одни звонко, другие хрипло.

– Агр-р-р-р-р! Рр-р-ау! – гремела мохнатая кривоногая толпа, перехлёстывая через борт.

Визгливый треск обрушенных мачт сливался со звоном стали и хлопками ручных молний. Глаза слезились от вони горящей селитры.

Базиэль крутанул мечом, и оскаленная рожа орка запрокинулась, плеснув фонтаном чёрной крови, а другой враг скорчился, зажимая косой разрез на брюхе. Боевая цепь третьего свистнула в воздухе, обвивая бронзовый наруч, но одного рывка хватило, чтобы сбить косорылого с ног, и сталь меча довершила дело. Глаза метнулись в сторону, ловя растерянный взгляд Мицхаля. Припадая на ногу, альв медленно отступал к палубной надстройке, а пятеро клыкастых с ликующим рёвом размахивали ятаганами.

– Каррафалла двергу! – раздался вопль за спиной. – Коротышки предали!

Сзади послышался топот, но обернуться Базиэль не успел: сокрушительный удар по затылку погрузил всё вокруг во тьму.

Василий жадно затянулся сигаретой. Назойливые образы таяли, разъятые горьким дымом. Голова трещала, будто в тисках. Кто ж его так саданул-то? Подкрался сзади, мразь – небось тот, с бородой в косичках. Пировали вчера, в вечной дружбе клялись. Мир, союз… Как можно было доверять этим бородатым?

Тьфу! Нет здесь альвов и нет двергов. Он тряхнул головой и скривился от боли. Оперативка стиралась медленно, заменяясь байтами с родного диска, и клочки памяти из чужого слоя наползали на реальность. Дурацкие слова, всё не то и не так… то есть как бы не совсем то, но как иначе скажешь? Машинки две, но программа та же – суть, в общем, ясна. Жопа, граждане. Жо-па.

Интересно, кто первый отдаст концы, он-тот или он-этот? Ещё неизвестно, при такой-то жизни. Да какая разница? Остаться в единственном лице – уже счастье.

А если умрём оба? Ну, смерть вообще дело тёмное, об этом лучше не думать… но всё-таки хотелось бы узнать, что с Мицхалем. Если орков не удалось отбить, сожрут всех.

Рассветный туман за перилами балкона казался дымом сражения, а косилка в руках смуглого гаста в оранжевой жилетке рокотала с торжеством победившей орды. Говорил же диблерой: нельзя записывать сны! Только начнёшь, и трындец.

Диблерой… кто это? Бредятина.

За спиной послышался неразборчивый гомон, в котором выделялись визгливые интонации бабки с третьего этажа. Василий прошёл в прихожую и выглянул в глазок, но за спинами на лестнице ничего не разглядел. Отпер дверь и нос к носу столкнулся с соседкой, уже тянувшейся к звонку.