Звезды не для нас - страница 38

Я понимаю, к чему клонит Ану и отдаю ему окурок. Жадно затянувшись, он отходит прочь.

Мне не отделаться от хорошего предчувствия. Сегодня повезет, прямо все нутро неспокойно. Плевать, скурю две последние. Сегодня, сука! Всасываю первую, что аж в голове шумит, а вот вторую смакую.

240. Жужжит гудок. На весь Загон разносится лязг, ударяя по тугим нервам – туже натянутых тросов. Я поедаю взглядом табло. Там вспыхивает 3154-822985. Говорю же, зря провидцем не заделался.

Щелчком отшвырнув бычок, проскальзываю в липкий чад лазарета. Стёпа поднимает голову, его единственный глаз горит надеждой, и я без слов киваю. Он откидывается на подушку.

Стараюсь идти спокойно, но из глубины живота у меня поднимается пьяный экстаз. Лезу во внутренний карман. Ветька не увидит, ветька разгребает скудные запасы на столике. Заточку стискиваю, что аж скрипит. Рука опущена, наливается кровью – не рука, а свинцовое грузило, того и гляди меня перевесит! Проворачиваю ее кругом в плече и вонзаю Стёпе в сердце с такой лихостью, что его подбрасывает с матраса, я ему еще удар, другой, третий, и от каждого по его туловищу как ток пропускают. По рубахе с четырьмя дырами расползается рубиновое пятно.

– Ты с ума спятил?! – вопит ветька, но мне уже все равно.

Срывая грунт, подскакиваю, и заточка по рукоять вворачивается ему в висок. Вытаскиваю и дырявлю горло, алая артериальная брызжет у него сквозь тонкие механические пальцы, окропляя все вокруг. Ответ на это следует странный: ветька, зажмурившись, прокручивается вокруг себя и оскаливается неуместной улыбкой. Затем валится к моим ногам, надсадно хрипя и трясясь.

Долговязый с помпой в животе очнулся от шума, в его глазах стоит панический крик.

– Н-не надо… – бормочет он почти беззвучно. – Не н-надо…

– Извини.

Всех они не спасут, а я хочу увеличить свои шансы.

Прыгаю на него сверху, но он выставляет руки, скребя мне лицо ногтями, лезет пальцем в глаз. И тут – мысль! Перехватываю заточку и как полосну его снизу вверх по брюху раз, другой. Из его глотки вырывается проникнутый неразбавленным страхом визг, паренек ерзает, отпихиваясь, а по животу его змеятся багровые струйки. Лицо его искажено ужасом, а глаза – два черных омута, затянутых ледяной коркой шока.

Снаружи, близко-близко, скрежещет под сапогами земля. Внутрь шатра проскальзывает рука в черной защитной перчатке… и через мгновение убирается назад. Из просвета наискось льются белые лучи фонарей.

– На выход! – рявкает голос.

Засады боятся, сволочи, не заходят.

Мгновения утекают каплями в песок. Лоб мой весь в бисеринках пота, грудь тяжко ходит вверх-вниз, и каждый бесшумный вздох для меня сродни набатному бою, грохоту артиллерийской канонады, но на деле это грохочет в ушах моя кровь. Сознание мое – вакуумная камера, страха моего не существует, как не существует меня, как этого концлагеря, как штурмовиков. Аккуратно нащупываю промежуток между ребрами, и разрешаю мозгу передать верховенство рукам. Вот они прямые, с заточкой в кулаке, моргнул – и согнутые, моргнул – выпрямились и согнулись. Левую заволакивает немота, но мускулы еще не одеревенели, сжимаются и разжимаются. От поясницы вверх ползет тянущее жжение, заканчивая путь в затылке, а по брюшине к паху ползут, щекотя букашками, капли. Я не замечаю, как колени у меня подламываются, и валюсь навзничь, руки у меня при этом в чем-то красном, липком. Веки смеживаются, на их изнанке мерцают цветные всполохи, писк в ушах разрастается до рокота танкового движка, и сознание меркнет, утягиваемое липкими волнами черноты.

На изломе беспамятства одна только картинка выжигается в моем мозгу, и по задворкам разума проносится отголосок ужаса: солдафоны уносят меня на носилках в дверь, и я гляжу вверх. А табло там обнулилось.

Александр Лещенко

г. Ростов-на-Дону

Капелька не помнила, откуда она появилась и кем была ранее. Вроде бы в ее сознании мелькали какие-то образы: горящий камень, пронзающий небо и падающий в воду. Но это было не важно, главное сейчас – голод. Существо очень хотело кушать или даже просто жрать.

Сначала капелька была очень маленькой и с трудом смогла поглотить неосторожную рыбешку, оказавшуюся рядом. Существо проникло внутрь, растворив чешую, и стало есть. После краткой трапезы, оно стало больше, но стал больше и его голод. Захотелось чего-то более сытного. И тут прекрасно подошел зазевавшийся краб. Капелька сначала сожрала его клешни, а потом принялась и за все остальное. Было вкусно.