Звонница - страница 27

— Браток, куды нас притащили?

— Куды, куды? В Вятке вы! — ответил чумазый обходчик. — Их благородие, начальник станции, лично общаются с начальником эшелона. Счастливо вам, мужички, отвоевать и возвернуться!

— Вернутся, куды денутся, — рассудительно басил унтер-офицер Быков, провоевавший до этого целый год.

Кормили в дороге лохматых рекрутов картофельной баландой, притом все остались единодушны — мясо бы в ней не помешало. Спали на набитых соломой старых тюфяках. Правда, заставляли дежурить у постоянно дребезжавших дверей. Мишка, поеживаясь от ночной прохлады, отдежурил, пока ехали, четыре раза. Не понравилось ему это занятие своей скукотой. Сиди ночными часами на ящике или стой, опираясь на нары, следи за порядком, а ребята похрапывают. Быков со своим криво пришитым правым погоном покурит рядом, убавит огонь в керосинке и отправляется туда же — на боковую. Однажды оттянул он ему, Мишке, ухо. Забывшись под стук колес, Громов прикорнул. Обидно стало: накось, вроде как мальчишку проучил, а ведь ехали на саму войну.

Тащились долгие пятнадцать суток. Наконец-то ранним промозглым утром их, без пяти минут защитников отечества, с нехитрыми пожитками выгрузили из обжитых теплушек и построили вдоль состава. Офицерье с громким матом забегало вдоль кривых шеренг, тыча новобранцам кулаками под ребра. Зароптавшие шеренги подровняли, проверили по списку и под команду «нале-ву!» повернули. Послышалось, как зашлепали где-то впереди лапти, сапоги и ботинки, а потом очередь дошла до середины растянутой колонны, где стоял Громов. Спины товарищей вдруг качнулись вперед, подались в движении, заставив тронуться остальных. Повели внезапно замолчавшую толпу по раскисшим августовским дорогам под накрапывавшим холодным дождем. Куда повели, никто не ведал. Разве что Быков знал, только отмалчивался.

На перевалочном пункте, расположенном в пяти верстах от станции прибытия, пополнению дали часовой отдых. Затем всех прогнали через подстрижку, помывку, одели в добротное новое обмундирование, заставив расписаться в его получении. Кто не умел, ставил, куда Быков тыкал пальцем, на бумаге крестик или просил знакомого черкнуть завиток от своего имени. Мишка Громов грамоту знал. Доучился до четвертого класса и намеревался продолжить учебу, чтобы стать своим среди паровых котлов и шестерней. Да как-то не с руки все было: то деревенское хозяйство мешало, то работа на реке, а теперь вот война. Он послюнявил химический карандаш, размашисто черканул «Громавъ» и передал карандаш следующему.

Больше двух месяцев новоиспеченных солдат натаскивали ходить в ногу, петь в колонне, колоть игольчатым штыком набитый травой тюфяк и копать окопы. Стрельнули по разу в кривые, оставшиеся от срубленных лип долговязые пни, торчавшие на краю большого оврага. Больше патронов не дали, и новобранцы при прицеливании чокали затворами винтовок, а по команде «пли!» жали курки.

Мишка получил за это время одно письмо от сестры. Полинка писала, что по деревне ходил пьяненький староста, предупреждал молодых рекрутов о сроках следующей отправки в армию. «Значица опять будет осенью реветь народ, — итожила сестра. — Только хорошо хоть Лешку нашего не трогают, а то после твово отъезда папаня страдает кабы не забрали и ево. Ноги у папани ходят по погоде. Как ты сам живешь? С твово письма я не шибко поняла в которой ты стороне находишься и далеко ли от тебя до войны. Ты уж шибко на нее не рвись береги себя и про молитвы не забывай. Поди не забыл что тебе на прощание бабушка Ирина шепнула? Ждем кажин день Миша вестей от тебя. На этом крепко целуем и обнимаем».

Сразу вспомнилось, как с Мишкиным призывом отправились на войну девять человек из деревенских, призванных из тех же соседних Гарюшек. При формировании рот ни одного знакомого рекрута вместе с ним не оказалось.

Громов знал весь путь, по которому пройдут ребята, случись им попасть в эти края. Пригнали бы кого с Данилихи, все веселее бы стало на душе.

Он начал жить ожиданием земляков, намереваясь блеснуть перед ними военной выправкой. Хотелось выспросить заодно все подробности о своей семье.