Звонница - страница 37

Шли годы. Чем дальше уходила война, тем сильнее мучился Михаил от осознания принесенных его винтовкой смертей. Молился, просил прощения перед иконой, не перекладывая свою вину на чужие плечи. Никому, даже Нине, ни о чем не говорил, носил в себе свои солдатские победы и промахи, печали и радости. Не раз в сновидениях видел он взгляд того немца, которого приговорил к жизни незатейливой хитростью. Просыпаясь, гадал, остался ли противник жить. Очень хотелось, чтоб остался. Может, на своей неметчине темной ночью он тоже вспоминал войну, расстрел и его, русского солдата Мишку Громова.

В мирные двадцатые и тридцатые годы семье Громовых досталось хлебнуть лиха. Пережили голод, тиф, потери близких. Отец, Владимир Филимонович, умер в двадцать первом году, чуть не дожив до семидесяти лет. Его смерть принесла Михаилу боль, но была она совсем иной, нежели та, что испытывалась на фронте. Слава богу, грусть не задержалась в доме, сменившись радостными заботами о родившемся первенце. В память об отце его назвали Владимиром.

Испытывало немало трудностей и пароходство, преодолевать которые помогал он, Громов, опытный механик, давший речникам много добрых советов. Кроме любви к паровым котлам, шестеренкам и пароходным трапам он жил тем, что чутко прислушивался к прошлому жизненному опыту. Слышал нередко нечто вроде подсказок, идущих извне. Возможно, необычайно развитая чуткость Громовых ко всему сущему оставалась в семье неутраченным даром, что дается при рождении каждому человеку, но зачастую теряется в погоне за корыстью. А без этого дара тускло светят звезды, студится сердце. Тягой к корысти род Громовых не страдал, вот и плодился, мужал, крепчал среди многоликого мира. Семья Михаила и Нины пополнилась после первого сына еще троими парнями. Хорошими ребятами, сердечными, так похожими характером на отца, а лицом на мать.

Апрельское тепло разливалось по зазеленевшим полям и лесам Германии. Вдоль галечных дорожек подворья Штоф распустились фиалки и нарциссы. Фрау Штоф в прежние годы брала совок с лопаткой, окапывала цветники, убирая старые высохшие листья. Этой весной из головы не шла тревога: от Фридриха уже два месяца не было писем. От тягостных раздумий не хотелось ковыряться в земле, совсем ничего не хотелось. Страх за сына, забрав жизненные силы, поселился в сердце. Заверения Марты, девушки Фридриха, о том, что дела у него идут благополучно, только добавляли беспокойства. Слова не соответствовали выражению девичьего лица. Марта забегала раз в неделю, якобы повидаться, но фрау Штоф понимала: писем невестка тоже давно не получала. Отсюда шли ничего не значившие расспросы, после чего Марта уходила, грустно прощаясь со Штофами. Наверно, за поворотом она плакала.

Вчера герр Штоф заходил по дороге из города к матери Штефана, сослуживца Фридриха. От Штефана никаких вестей тоже не приходило, но у его родных оставалась надежда, что близорукого солдата комиссовали, он находится в долгом пути, но вот-вот зазвонит на двери его дома небольшой железный колокольчик, возвестив о возвращении сына.

С утра подслеповатыми глазами фрау Штоф смотрела через стекло на двор. Солнечные лучи ласкали лицо, непривычно слепили после пасмурных весенних недель. В радужном ореоле света проявились контуры человеческой фигуры. Кто-то входил во двор. Усталое сердце матери вздрогнуло. Она еще не увидела лица человека, но уже поняла: сын! Фрау Штоф, приподнявшись, протянула в окно задрожавшие руки.

Войдя во двор, Фридрих увидел в окне мать, неподвижно сидевшую перед стеклом. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль. Должно быть, она не сразу заметила его. Но вдруг лицо ее вздрогнуло, и Фридрих увидел устремленные к нему руки. Боже, как он ждал этого мгновения!

По приезде на станцию Фридрих по дороге зашел к матери Штефана. Как ни больно было, рассказал ей всю правду о сыне — только он, вчерашний солдат, мог это сделать. Мать Штефана, услышав скорбное известие, страшно закричала, потом упала. К ней поспешили родственники, а Штоф с поникшей головой продолжил путь домой. И вот на пороге дома его обнимала седая сгорбившаяся мама. Почти год, проведенный сыном на фронте, показался матери вечностью.