1940-Счастливый год Сталина - страница 34

Рис 20. Огонек. 30 сентября 1940 № 27 Титульным лист Фот.-С ГурариЬ

75

окровавленного искромсанного тела», — так следователи Бутырской тюрьмы описывали Мейерхольду предстоявшие ему пытки. Зинаида Райх, супруга Мейерхольда, вскоре после ареста мужа была убита в своей квартире. Осужденные отправлялись в подвал только после по­лучения от них «признания». Тех, кто не мог идти самостоятельно, доставляли к месту казни на носилках. Если кто-либо не сознавался, как, например, друг Тухачевского генерал Блюхер, того забивали на «допросах» до смерти. В этом отношении ничего не изменилось и по­сле прихода к руководству НКВД Берии.

«Если попытаться собрать, спрессовать в нечто единое все самое отвратительное для человеческого сознания, самое жестокое, траги­ческое, свирепое и грязное, что было в этой эпохе, отделив, вырвав его из всего остального, из всего другого, которое тоже было, то имен­но Берия, его дела, сама возможность его долголетнего существова­ния при Сталине были тем комком блевотины, политической и нрав­ственной, который оказался исторгнутым и до конца очевидным уже после того, как сама эпоха была обрублена смертью Сталина»^>1®.

В выступлении на расширенном заседании военного совета при наркоме обороны 2 июня 1937 г. Сталин назвал арестованных за день до этого военных «немецкими шпионами»[133].11 июня 1937 г. все они были осуждены ускоренным порядком и на следующий день рас­стреляны. Два года спустя — всегда ко времени — советскую стра­ну наводняли уже «польские агенты». Потом на очереди оказались страны Прибалтики. Даже Николай Ежов (!) «сознался» после деся­ти месяцев «предварительного заключения», что шпионил в пользу латвийской секретной службы.

21 сентября 1940 г. сотрудники НКВД арестовали в столице Лит­вы Вильнюсе бежавшего от фашистов из Польши сиониста Менахе- ма Бегина. На заявление Бегина, что согласно Конституции СССР ему следует предоставить политическое убежище, вместо того чтобы сажать его за решетку, следователь сказал, что по советскому законо­дательству его положено судить. Статья 58 применима ко всем граж­данам мира, единственным различием, имеющим значение для госу­дарственной безопасности, является момент ареста подозреваемого. Приговор требовал 8 лет лишения свободы. До своего освобождения 22 сентября 1941 г. Бегин сначала сидел в вильнюссой тюрьме, а по­том в лагере в качестве просящего убежища польского гражданина[134]. Находясь в новой Советской республике, он наверняка слышал и вот эту песню:

На просторах Родины чудесной Закаляясь в битвах и труде, Мы сложили радостную песню О великом Друге и Вожде[135].

Польский писатель Густав Херлинг попытался на свой страх и риск нелегально покинуть оккупированные Советским Союзом быв­шие восточные польские территории еще весной 1940 г. На границе с Литвой его задержали пограничники. На вопрос, почему он хотел покинуть Советский Союз, Херлинг ответил: «Я хотел бороться про­тив Германии»; следователь спросил: «Но Вы же знаете, что Россия подписала договор о дружбе с Германией?» На что Херлинг ответил: «Да. Я знаю также, что Россия не объявила войну ни Франции, ни Ан­глии» — «Это не играет никакой роли», — услышал он и спросил: «И в чем же Вы меня теперь обвиняете?» — «В попытке перейти русско- литовскую границу, чтобы бороться против Советского Союза». — «Не могли бы Вы вместо "против Советского Союза" сказать "про­тив Германии"?» — спросил Херлинг. «Удар в лицо отрезвил меня. "В сущности, получается одно и то же", — утешил меня следователь, когда я подписал признание, которое он положил передо мной»[136].

Подобный черный юмор, видно, помог кое-кому из тогда еще жи­вых в конечном счете выжить.

«Все эти процессы, чистки и ликвидации, казавшиеся тогда та­кими жестокими и вызывавшие возмущение во всем мире, сегодня совершенно ясно и очевидно представляют собой часть активных и решительных действий сталинского правительства... Все сомнения разрешались в пользу правительства. В Советском Союзе в 1941 г. не было никакой пятой колонны — ее представители были расстреля­ны. Чистки освободили страну от предателей»[137]. Так двое авторов из лагеря западных «левых» изображали верчение сталинского колеса фортуны. Книга, содержавшая этот вывод, вышла в год смерти дик­татора и долгое время считалась среди функционеров коммунистиче­ских партий своего рода настольной книгой. За месяц до XX съезда КПСС в январе 1956 г. она распространялась еще среди делегатов районных конференций СЕПГ.