1940-Счастливый год Сталина - страница 49
Сталин, охотно игравший роль великодушного спасителя, в 1940 г. сумел организовать еще ряд удачных освобождений или возвращений на родину. После многолетнего пребывания во Франции (и падения Парижа) в Советский Союз вернулся, в частности, Илья Эренбург. Особенно нашумело, однако, освобождение после 15-лет- неш заточения в тюрьмах хортистской Венгрии двух самых верных последователей Сталина в Венгрии — Матьяша Ракоши и Золтана Ваш. В обмен на некогда (в 1848 г.) захваченные царской армией исторические венгерские флаги и другие трофеи удалось договориться об их выдаче Советскому Союзу. Обоих в Москве ждал триумфальный прием. Через пять лет Ракоши, вооруженный методами свого учителя, вернется в Будапешт, разорит страну, дискредитирует идею социализма и в 1956 г. — на этот раз окончательно — опять будет вывезен в Москву. За несколько лет до этого в берлинском издательстве «Ауфбау-Ферлаг» выйдет новелла Анны Зегерс под названием — «Человек и его имя», посвященная «товарищу Матьяшу Ракоши к его 60-летию — Будапешт, 9 марта 1952 г.»[198]
В пограничной части, на территории которой в 1940 г. совершался обмен, по воспоминаниям Ракоши, его приняли командир части генерал-майор Петров и бригадный комиссар Базаров. Они предложили ему послать Сталину телеграмму с выражением благодарности за свое освобождение. Первый текст телеграммы, тут же составленный Ракоши, оба офицера восприняли с недоумением и предложили Ракоши внести в текст поправки. На вопрос Ракоши, не рассердится ли Сталин, прочитав множество столь льстивых эпитетов, ему с улыбкой ответили: «Чувствуется, что Вы долго отсутствовали (Ракоши находился в заключении с 1925 г.), сегодня это так принято». Эта сцена повторилась после прибытия в Москву, когда Ракоши посылал Сталину (и Димитрову) вторую телеграмму[199].
В дневниковых записях Георгия Димитрова от 12 июля 1941 г. содержится упоминание об информации, полученной Генеральным секретарем Исполкома Коминтерна от наркома государственной безопасности СССР Всеволода Николаевича Меркулова: «Меркулов сообщил, что Лукач и Рудаш арестованы, потому что в январе 1941 г. на границе был задержан венгерский шпион, заявивший, что у него было задание связаться с Лук[ачем] и Руд[ашем]. На суде он еще раз подтвердил это»[200]. Эта запись, не прокомментированная в болгарском издании «Дневника Георгия Димитрова», может быть раскрыта на основе опубликованного следственного дела Дердя Лукача, хранящегося в Центральном архиве ФСБ Российской Федерации в Москве[201].
В августе 1940 г. советские пограничники задержали Степана Бойловича Тимара при попытке нелегального перехода венгерско- советской границы. Тимар, по всей вероятности, принадлежал к небольшой группировке венгерских левых и направлялся в СССР с заданием связаться с Дердем Лукачем, Ласло Рудашем и другими венгерскими эмигрантами в СССР. В выдержках из протокола допроса Тимара от 9 мая 1941 г., касающихся Лукача и хранящихся в следственном деле последнего, Тимар характеризуется как разоблаченный полицейский шпион и троцкистский эмиссар[202].
Это был типичный случай обращения «органов» с так называемыми перебежчиками, которых согласно директиве НКВД от 1 февраля 1938 г. в ходе внутригосударственных операций относили к подлежащему аресту «контингенту». «При проведении операций обратить внимание на выявление и изъятие перебежчиков, независимо от страны и времени прибытия в СССР, а также политэмигрантов и всех связанных с иностранными миссиями, посольствами, консульствами, концессиями и иными иностранными учреждениями»[203]™.
Все происходившее после «Большого террора», а также нападение германского вермахта на СССР не поколебало незыблемость образа троцкистского врага в среде высшего руководства ВКП(б), группировавшегося вокруг Сталина. Даже в отношении освобожденных из (западных) тюрем товарищей, например румынки Анны Паукер или венгра Матьяша Ракоши, Сталин хотел быть уверен, что на волю не вышли «замаскированные троцкисты». В перерыве торжественного собрания по случаю 23-й годовщины Октябрьской революции 6 ноября 1940 г. (Ракоши и его брат сидели в первом ряду) Сталин спросил Георгия Димтрова: