1940-Счастливый год Сталина - страница 53

Последний Председатель ЦК Компартии Германии в годы Вей­марской республики Эрнст Тельман — он часто называл Сталина «Лениным сегодня» и «большим другом немецких трудящихся» — напрасно ожидал своего спасения из фашистского заточения в напря­женной атмосфере августа 1939 г. и на следующий год после заключе­ния пакта с Гитлером, надеясь на то, что Советский Союз скажет свое веское слово. Осип Пятницкий информировал Сталина о том, что Эрнст Тельман получал деньги и самое необходимое и что его не из­бивали в заключении. Сталин принимал это к сведению и лишь рас­порядился о хранении писем Председателя ЦК КПГ в его личном ар­хиве. В августе 1944 г. Тельман был убит в концлагере Бухенвальд.

Одновременно с освобождением Матьяша Ракоши завербованный НКВД 17 января 1933 г. информатор Имре Надь получил задание следить за своими соотечественниками в эмиграции. «Эпилог» взаи­моотношений Ракоши и Надя разыгрался десятилетие спустя, после возвращения обоих коммунистов в Венгрию. Но для Надя после на­родного восстания 1956 г. он закончился гибелью, а Ракоши снова, но уже в последний раз, оказался в советской эмиграции. Действуя под псевдонимом Володя, тайный осведомитель Надь в 1937-1938 гг. способствовал, в частности, аресту сотрудников Института мировой экономики Е—Вар£и,._Э. Ноймана, А. Габора и М. Фаркаша. В 1939 г. Володя назвал группу эмигрантов, годных для сотрудничества с 1-м отделением 1-го отдела 4-го управления НКВД, в апреле и июне 1940 г. он составил список «антисоветских, террористических и неис­правимых элементов» из числа эмигрантов[223].

Подобные списки составлялись во всех ведомствах, а также в Коминтерне. Это средоточие иностранцев, в свое время внушавшее страх всему миру как центр подготовки политических переворотов и подрывной деятельности, со временем стало вызывать большие подо­зрения и в самом Советском Союзе.

Правда, члены этой организации и симпатизировавшие ей люди создавали ее идеализированный образ, диаметрально противопо­ложный его реальному социалистическому, замешанному на наси­лии, содержанию:

С нами грядет оно — царство человечности, мира и радости. И увидеть собственными глазами там, в самой свободной стране... что человек становится творцом своего мира и, штурмуя мировые пространства, преобразуя их, он дает им более глубокий смысл. Завидуйте нам, людям, благословленным будущим! Мы непобе­димы, потому что творим мы свободу и счастье![224]

Как писал в своих воспоминаниях старший переводчик министер­ства иностранных дел Германии Пауль Шмидт, во время поездки на великолепном московском метро, которому не было равных в других европейских столицах, москвичи сразу же узнали в нем иностранца. «Сидевшие рядом со мной москвичи смотрели на меня молча, безо всякого выражения на лицах. Как объяснила мне моя спутница, по одежде, особенно по моим кожаным туфлям, они сразу же узнали во мне иностранца. Если бы на мне были мои белые летние туфли, ко­торые я носил на острове Нордерней, я был бы менее приметным, по­тому что обувь из серой или белой парусины, похоже, в то время была особенно модной в Москве»[225].

Они не обязательно были того же происхождения, что и описан­ный в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» профессор Воланд, этот «прозрачный гражданин престранного вида», которого привела в восторг мысль отправить на Соловки Иммануила Канта. Наряду с видными функционерами в стране трудящихся искали убе­жище и бежавшие от национал-социализма простые члены партии.

В период с 1932 по 1936 г. представительство КПГ при Исполкоме Коминтерна насчитывало от четырех до пяти тысяч проживавших в СССР немецких политэмигрантов. «Эти цифры также не являются окончательными, т. к. в числе эмигрантов не учитывалось узкое руко­водство КПГ и лица, находившиеся в СССР на обучении»[226].

Немалое число эмигрантов и прибывших до них иностранных специалистов жили в Советском Союзе со своими семьями. Многие поначалу не поняли значения подписания пакта Гитлер — Сталин. Лишь к середине 1940 г. советская внешняя политика нашла при­знание в среде московской группы КПГ, что отражалось и в офици­альных текстах. «Если партийные кадры в стране, как и в эмиграции, после определенного замешательства вновь обрели ясную голову и постепенно стали осознавать правильность сталинской политики, то это прежде всего свидетельствует о бесконечном доверии к товарищу Сталину. Один рабочий из Рурской области ранее выразил эту мысль в свойственной простым людям грубоватой манере: "Если мы не сра­зу понимаем, что делает Сталин, то мы знаем заранее, что неправиль­но это быть не может"»[227].