А главное - верность... Повесть о Мартыне Лацисе - страница 39
Окруженным анархистам предложили сдаться, но в ответ из всех двадцати пяти особняков открыли огонь.
В Доме анархии прекратили сопротивление, когда красные артиллеристы сбили горное орудие и разворотили подъезд дома. Лишь тогда из окон замахали простынями, закричали:
— Сдаемся!
Анархисты выползали из дома, одетые словно для маскарада: во фраках и брюках галифе, в барских шубах и кубанках, в кучерских шляпах, в лакированных туфлях и матросских бушлатах; немало женщин — в мехах, вечерних платьях, а кто и в шинели, наброшенной на ночную рубашку.
Со стороны Страстной площади подъезжали грузовые автомобили. Задержанных сажали и отправляли под конвоем красноармейцев.
Командовал всем Дзержинский. Увидев Мартына, он подошел к нему.
— Поедем на Пресню, — предложил он, — там, по-моему, еще не закончили.
Когда сели в автомобиль, Дзержинский заговорил о том, что сейчас особенно донимало его:
— Идейные и уголовники, как они оказались в одном вертепе? Вы знаете, что писала анархистская газетенка? Совершенно открыто утверждает: за ними идет, целая армия преступности! У них, оказывается, единая цель — разрушение современного общества. И хотя анархисты, мол, выше этого общества, а преступники ниже, анархисты протягивают им руку. У них, видите ли, общий враг. Поэтому — вонзай финку, стреляй, грабь. Они приветствуют и поощряют всякое разрушение.
Дзержинский всегда переполнен эмоциями. Он ни о чем не может говорить безразлично, даже спокойно не смог бы говорить, не умей владеть собой так, что никогда не повышал голоса ни на сотрудника, ни на матерого врага. Зато в идейном споре никому не давал спуску. И гнев, и сарказм, и ирония бушевали вовсю.
— Союз анархистов и грабителей возмутителен, — заметил Лацис.
— Не только возмутителен — преступен! Стирается грань между тем, кто считает себя последователем Бакунина, и обычным бандитом, и что еще опаснее — контрреволюционером! Все же мы выпустим идейных. Предупредим и выпустим.
Когда подъехали к особняку на Пресне, в окнах, как и на Малой Дмитровке, уже белели простыни. Но только автомобиль остановился, из окна на третьем этаже вдруг раздались выстрелы. Целились в них. Мартын услышал свист пуль, вобрал голову в плечи. Пыльные дымки взлетали с земли.
Дзержинский невозмутимо вышел из автомобиля и пошел вперед. Мартын ускорил шаг, обогнал его, чтобы прикрыть собой. Но мгновенно услышал:
— Прекратите глупости! — Дзержинский поравнялся с ним. — Никогда впредь…
— Феликс Эдмундович…
— Это оскорбительно!
Мартын понял: дальнейшие уговоры ни к чему. Он поднял руку и крикнул:
— Сейчас же прекратить! Или снова ударим из пушки.
Угроза подействовала: винтовки смолкли. Дзержинский ринулся было в особняк, но Мартын загородил ему дорогу.
— Вы не имеете права!
— Как это не имею права? Я руковожу всей операцией!
— Вот-вот, всей! А не взятием каждого особняка в отдельности! Тут есть свой командир, есть ваши чекисты…
Убедившись, что сопротивление анархистов прекратилось, Дзержинский спросил Лациса:
— Кто же тогда будет действовать, если я стану отсиживаться в кабинете? — и, не дожидаясь ответа, снова спросил: — Знаете, сколько у нас в ЧК работников? Вместе с курьерами и шоферами всего сорок человек. — Сделал паузу, чтобы Лацис полностью осознал эту цифру. Тогда сказал главное: — Идите к нам на помощь! — После этого чуть заметно улыбнулся. — Идите, и я обещаю не ездить сам на операции.
Не предложение Дзержинского поразило Лациса. Поразило другое: он знал, что аппарат ВЧК невелик, но не представлял, до какой крайности мал. Переспросил:
— Сорок человек?
— С курьерами и шоферами!
— Как же вы справляетесь?
— Вот и приходится самому ездить. — Без перехода добавил: — Я поговорю о вас со Свердловым.
— Но вы же знаете, в наркомате у меня очень важный участок: Советская власть на местах!
— В ЧК вы будете и укреплять и охранять ее.
Этот разговор не был случайным. Дзержинский мог не увидеться с Лацисом на рассвете у Дома анархии, но в его календаре как раз двенадцатого апреля было записано: «Договориться с т. Лацисом о встрече».
А в конце апреля Феликс Эдмундович обратился в Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. Он просил дать «необходимое пополнение из своих рядов в лице наиболее идейных ответственных товарищей для тяжкой, но необходимой работы защиты нового строя, нашей рабочей революции».