Адмирал Вселенной - страница 13
Сергей оглянулся и пошел на руках по каменным холодным плитам, внимательно поглядывая исподлобья вперед, нет ли на брусчатке битого стекла.
— Ой, что это! — услышал он испуганный женский голос и встал на ноги. Услышал за собой смех и прибавил шагу.
«А это тоже нужно. Это пригодится», — подумал он.
Впереди показалась розовая мельница Вайнштейна.
Всякая болезнь как-то влияет на человека: больного видно. Но с некоторых пор появилась не известная ни одному медицинскому светилу болезнь, которая никак не влияет ни на цвет лица, ни на работу печени, и возбудитель ее не обнаружен даже в самые сильные микроскопы. Это болезнь авиацией. У большинства против нее стойкий иммунитет, у других она проходит с детством, как свинка, для некоторых же она неизлечима. С ней уходят в могилу. Люди, зараженные авиационным вирусом, видят друг друга издалека или понимают Друг друга с первых же слов и взглядов. И, подобно всем больным, любят поговорить о своих болезнях.
Авиационный механик гидроотряда Василий Долганов, девятнадцатилетний, ладный парень, был неизлечимо болен, хотя внешне это никак не проявлялось Нет, кое-что в нем просматривалось, но это могли заметить только больные.
Он был профессионально резок и точен в движениях и словах: ведь в воздухе некогда юлить и называть черное белым. Он мог делать своими рукам. и почти все: этого требовала работа. И на малейший SOS тут же выходил навстречу: так же как, услышав во время полета посторонний звук, своего рода SOS, выскакивал из кабины и лез в мотор. А все прочее — тайна, понятная больным.
Долганов летал с командиром отряда Шляпниковым. Шляпников предпочитал этого «пацана» самым опытным специалистам.
Василий явился на службу и тут же увидел вчерашнего розовощекого парня. И он почувствовал тайный сигнал SOS.
— Здравствуйте, — сказал Сергей.
— Привет. Авиацией интересуешься?
— Да.
— Тогда иди сюда.
Василий не успел сказать, каким образом это сделать попроще, как парень сбросил свою неказистую одежонку, заплыл за проволоку и уже шел по территории отряда.
— Он ко мне, — сказал Василий часовому, — посторожи его кофточку.
Сергей зашагал рядом с Долгановым.
— И кухня авиации тебя тоже интересует? Грязь и все такое?
— Да.
— Тогда пойдем на разборку моторов. И вообще у тебя это серьезно или так?
— Серьезно.
— А из каких соображений?
— Не из каких. Бескорыстно.
Василий засмеялся.
— Тогда погляди, что кроется за прекрасным полетом и небесными восторгами.
Василий снял свои доспехи с эмблемой на груди в виде крылатого якоря, окруженного цепью, и переоделся в рванину. Подмигнул Сергею.
— Маскарад окончен, — сказал он. — Ведь летчик — это рабочий.
«Рабочий-рабочий», — пробормотал Сергей про себя.
Проходя мимо мотора, установленного на монтажной тележке, Василий пнул ногой ящик, и Сергей понял, что на него нужно сесть.
Когда Василий стал отворачивать гайку крепления насоса, Сергей увидел, что головка болта крутится. Тогда он отыскал нужный ключ и придержал болт.
— Ну-ну, — одобрительно проворчал Василий и стал крутить головой: куда бы деть снятый насос. Сергей резко подхватился и передвинул к мотору ведро с бензином, потом подумал и поставил его под правую руку своего нового товарища.
— Ага, — пробормотал тот и сорвал ключом гайку цилиндра. Перешел к следующей, а тем временем девая его рука продолжала откручивать сорванную гайку.
— Так получается быстрее, — пояснил он. — Левая рука тоже пусть работает, нечего филонить. А ты, кстати, знаешь, в какую сторону отворачиваются гайки?
— Знаю.
— Гайка отворачивается в любую сторону, надо только приложить усилие.
Сергей засмеялся: это была первая авиационная шутка, которую он услышал.
— А какой самый важный инструмент в авиации?
— Голова.
— Правильно! А вот гайка не отворачивается. Что делать?
— Приложить усилие?
— Грани забиты, ключ крутится.
— Запилить грани и взять другой ключ?
— Правильно, да не дюже. Пойди ткни этот торцовый ключ в песок.
— Понятно. Так гораздо быстрее: трение увеличится. И ключ не будет соскальзывать.
— Молодец. Обязательно из тебя выйдет аэродромный механик. Схватываешь на ходу. И грязи не Боишься. А что такое грязь? Помойся — не будет грязи. И точка.