Африка африканеров - страница 9

Открываю окно в ванной комнате у себя в номере, и глазам моим предстает любопытное зрелище. Задняя стена отеля выходит на пустырь, там полным-полно африканцев, часами стоят они в бесконечно петляющей очереди. Время от времени появляется автобус и уходит, битком набитый пассажирами, а очередь все такая же длинная.

Я запомнила одну женщину и подсчитала, что она прождала в очереди два с четвертью часа, прежде чем ей удалось сесть в переполненный автобус. Я спрашиваю одного из служащих, моющего пол на лестничной площадке, почему люди стоят так долго в очереди. Он объясняет, что это задний двор центрального вокзала. Отсюда отходят автобусы на Совето и Александру. Есть и поезда, но не все могут на них ездить, линий не так много. Он рассказывает мне, что эти две локации (townships), как здесь говорят, находятся более чем в сорока километрах от Йоханнесбурга, и некоторым приходится тратить часов по шесть на проезд туда и обратно, причем каждый день.

— Шесть часов, чтобы проехать двадцать миль?

— Да, мадемуазель, — отвечает он, показывая на хвост, — ведь по нескольку часов приходится ждать автобуса или поезда. А когда приезжаешь в Совето, надо еще долго идти пешком. Там есть несколько локаций, они идут одна за другой, и, говорят, народа там живет в два раза больше, чем в Йоханнесбурге, а станций очень мало. Мне, например, приходится выходить в три часа утра.

Я спрашиваю его, почему он не живет в Йоханнесбурге.

— Вам приходится ездить в Совето из-за семьи?

— Нет, — отвечает он, — я несемейный, моя жена и дети живут в резервате Транскей (позже я узнаю, что для африканца быть «несемейным» означает не иметь права жить вместе со своей женой). Дело в том, что в Йоханнесбурге нет места для банту. Туземцам не положено жить здесь. «А у вашего хозяина?» — «Тоже нельзя». — «Почему?» Он помолчал, потом сказал:

— Не знаю, это недавно ввели. Говорят, новый закон запрещает белому боссу держать у себя дома больше одного боя. Остальные обязаны возвращаться на ночь в локацию, отведенную для туземцев. Говорят, будто это сделали для того, чтобы нам было удобнее спать у себя, дома.

— А где вы спите?

— В казарме для несемейных. Таков закон.

Звоню девушке по имени Пат, двоюродной сестре одного моего лондонского знакомого.

— Политикой не занимается, — предупредил он меня, — но девушка она хорошая, очень честная, весьма распространенный тип для тамошней английской среды.

Она заехала за мной на машине вместе со своим женихом Полем, студентом-медиком. Сегодня суббота, и потому они в спортивных костюмах, таков здесь обычай. Они как-то странно поглядывают на меня. По телефону я отрекомендовалась студенткой, изучаю, мол, социологию и приехала в Южную Африку на каникулы. Пат молча ведет машину. Но в конце концов не выдерживает и с беспокойством спрашивает меня:

— Надеюсь, вы не журналистка?

Вопрос, а еще более тот драматический тон, каким он был задан, удивили меня.

— Видите ли, — пытается объяснить Пат, — если вы журналистка, это опасно для нас. Сейчас собираются принять новый закон, по которому будут наказывать людей, информирующих некоторые газеты и иностранные радиостанции.

И так как я улыбаюсь, Поль добавляет:

— Журналисты у нас подвергаются большой опасности. Власти ни перед чем не останавливаются, они могут арестовать и даже пытать журналистов, лишь бы дознаться, не связаны ли те каким-нибудь образом с освободительным движением. Один раз арестовали англичанина. Даже консулу и тому не дали с ним свидания.

Я стараюсь успокоить его и обещаю, что не доставлю им хлопот. Он нервно курит и произносит отрывисто:

— Ах, да что там говорить, им никакого закона не надо. И так уже арестовывают, кого хотят и когда хотят, без всякого ордера на арест и без малейшего повода для обвинения, ни за что ни про что, без суда и следствия можно проторчать в тюрьме несколько месяцев. Достаточно, если вы просто знакомы с кем-нибудь, кто высказался против апартхейда, слишком часто встречаетесь с индийцами или африканцами.

Вскоре я заметила, что они то и дело оглядываются назад.

— Что-нибудь случилось? — спрашиваю я.