Аквилея - страница 23
. Друг мой, ты спрашиваешь о неотесанной деревенщине, которая, разумеется, может быть исключительно привлекательной внешне и хороша на ложе. Но она с высокой долей вероятности окажется или чужой рабыней, и тогда мне ничего не светит, или девкой на продажу. И в этом случае вопрос только в цене. Несколько ассов[38] за раз — и не стоит говорить с ней о Платоне.
Фекликс вспыхнул. В лупанариях он бывал… прежде. Да и кто не бывал из юных и состоятельных римлян!
— Но я же не о том…
— А о чем? Ты полюбил свободную, самостоятельную, независимую женщину, с которой хочешь связать свою судьбу… ну хотя бы на пару-тройку лет, пока не прискучит?
Нет, он, конечно, знал, что это Делия.
— Да… то есть я не знаю, хочу ли, и не на пару-тройку…
— В чем трудность? Как ее уговорить?
— Нет. Могу ли я себе позволить…
— С твоим-то состоянием?
— Да я не о том.
— Не заморачивайся, вот тебе мой совет, если он тебе потребен. Как вести себя в делах любовных — ну, знаешь, есть знатоки и посерьезнее меня. А если ты спрашиваешь, откликаться ли на зов своего сердца, — какой иной ответ могу тебе дать я, который всегда так и поступал? Иди, разумеется! На год или два, или до скончания жизни — все это ты узнаешь и определишь для себя сам. Право, ты вышел из младенческого возраста, когда должен спрашивать у педагога, можно ли взять сладкое. Все сладкое мира — твое, если ты можешь его получить.
— Ты же знаешь, что для меня это не так.
— Знаю, — удовлетворенно хмыкнул Мутиллий, — но чего тогда спрашивать меня? Спроси тех, кто тебе сегодня запрещает. Кого ты сделал своими дядьками-педагогами.
— Пожалуй, ты прав, — с сомнением отозвался Феликс.
— А мой совет будет прост: добивайся, чего пожелаешь. Что такое женщина? Одна — для утоления зова природы, другая — для приятной беседы и родства душ, третья — для порождения здорового и знатного (в твоем, конечно, случае) потомства. Уж не надеешься ли ты обрести все три цели в одной из них? И чтобы мудра была, как Афина Паллада, и прекрасна, как Елена Троянская? Фантазии, друг мой, пустые фантазии.
— Пойду я уже, — засобирался вдруг Феликс, — есть еще дело…
— Я задел тебя речами? Но ты же сам просил совета.
— Меня задел не ты, Мутиллий, — с легкой усмешкой ответил тот, и сам выбор имени показывал, как он недоволен, — вот уж не знаю…
На улице Феликс сперва хотел обогнать эту пару: девочка лет восьми с чернокожей нянькой-рабыней лет сорока, — но уж больно забавно они разговаривали. И он пошел следом, делая вид, что никуда не торопится. А на самом деле слушал внимательно.
— Скажи, Нана, — девочка называла ее, похоже, тем младенческим именем, которым пользовалась, когда еще толком не умела говорить, — а ведь Великая Мать — это просто другое имя Благой Богини[39], да?
— Что ты! — нянька аж руками всплеснула, — как можно так думать. Великая Мать — это Великая Мать. Чтить ее могу и я сама, как мать чтила, как бабка. А Благую Богиню…
— Не можешь? — догадалась девочка.
— Могу, конечно, но совсем, совсем по-другому. И не уговаривай рассказать тебе, особенно на улице, где мужчины, — она выразительно обернулась на Феликса и тут же потупила глаза, — могут услышать. Им не положено.
— Это наша богиня, да? Мы даже не раскрываем мужчинам, как ее зовут на самом деле?
— Конечно, — радостно отозвалась нянька, — у нас вообще много богинь. Больше, чем у мужчин.
— Афродита, Диана, Церера, — начала перечислять девочка, — то есть Афродита и есть Диана, да?
— Говорят, — уклончиво отозвалась нянька, — что греки называли так, римляне эдак.
— А на твоем языке как будет, мавританском? — любопытная не унималась.
— Разве ж я его знаю? Бабка еще на нем говорила, особенно когда серчала… А я тут, в Италии родилась. Так вот, ты запомни: Ферония — она ведает источниками вод, ее чтут все водоносы. Эракура — она вроде Прозерпины, про плоды и урожаи, но та больше у греков, а это наша, северная, и про нее говорят, будто она спускается под землю, чтобы там жить с мужем. Но на самом деле это про Прозерпину, а в храмах Эракуры, которые древние, которые еще до римлян были, там другая история, и ее тоже на улице нельзя…