Античный анекдот - страница 14
— Мину[12]! — отвечал сиделец.
— Дорогой город! — согласился Диоген и повел своего спутника в ближайшую харчевню.
— Сколько стоит миска супа?
— Три драхмы! — послышалось в ответ.
— Дорогой город! — повторил Диоген.
Затем они справились о цене одной мерки тонкой шерсти.
— Мина, — был ответ.
— Да, дорогой город!
И оба направились к продавцу бобов.
— Почем такая горка?
— Грош.
— Гм, смотри! Дешевый город!
В лавчонке, где продавались залежавшиеся смоквы, послышалось почти что то же:
— Два гроша!
— Воистину дешевый город Афины… Впрочем, видишь, — подвел итог Диоген, — он только кажется то дорогим, то дешевым… В зависимости от возможностей человека…
Диоген, возвращаясь из Спарты, родины воинственных и суровых людей, в Афины, где граждане занимались больше науками, торговлей, гимнастическими упражнениями, общественными делами, — был спрошен прохожими:
— Откуда и куда идешь?
Он ответил:
— Из мужской половины в женскую!
(Эллинские дома обычно делились на две половины: мужскую и женскую.)
Диоген даже весьма скромного Сократа упрекал в роскоши и излишествах.
— А что! — говорил он запальчиво. — Если бы не так — Сократ обходился бы без дома и без постели. А то и тапочки на его ногах я иногда замечаю. Зимою…
Диоген завтракал в харчевне и увидел проходившего мимо оратора Демосфена.
— Эй, давай сюда! — крикнул Диоген.
Демосфен сделал вид, что не слышит.
— Да! — продолжал Диоген. — Тебе стыдно сюда заходить! А твой господин ежедневно здесь обедает!
(Диоген имел в виду афинский народ, которому Демосфен верно служил.)
Некий философ, желая продемонстрировать перед Диогеном остроту своего ума, начал рассуждать:
— Тем, кем являюсь я, тебе не быть никогда!
— Справедливо, — подтвердил Диоген.
Философ надменно продолжал:
— Я — человек! Значит ты — не человек!
Диоген поправил его:
— Вернее будет твое рассуждение, если ты начнешь его от моей личности!
Афинский мальчуган без устали бросал камни в решетку тюремных дверей, но никак не мог в нее попасть.
— Не отчаивайся, — ободрил его Диоген. — Когда-нибудь туда попадешь!
Афиняне, в присутствии Диогена, завидовали судьбе известного им отлично Аристотеля, в то время воспитывавшего юного Александра, сына царя Филиппа Македонского.
— Вот жизнь так жизнь! — вздыхали они. — Обедает ежедневно за царским столом!
— Подают — чего душа пожелает!
Диоген остудил их воображение:
— Все вроде бы так… Да только Аристотель обедает лишь тогда, когда проголодается Александр! А вот я, Диоген, обедаю тогда, когда я этого захочу!
Встретив победителя на Истмийских[13] играх, который важно шествовал в венке из сосновых веток. Диоген поинтересовался:
— За что тебя наградили?
— Да я быстрее всех бежал! — воскликнул юноша.
Диоген спросил:
— Значит ли это, что ты можешь догнать, ну, скажем, зайца?
— Зайца? Нет! — был озадачен победитель.
Диоген расхохотался:
— И тебе дали награду за то, в чем ты уступаешь даже ничтожному зайцу?
Диоген надел себе на голову венок из сосновых веток — словно бы победитель на Истмийских играх — и пошел в таком виде по городским улицам.
— Кого ты победил? — спрашивали его встречные.
— Я победил самого себя! — гордо отвечал Диоген. — Это главнее всяких прочих побед!
Смертельно больной, уже очень старый, Диоген с трудом дотащился до какого-то мостика вблизи афинского гимнасия, упал там и попросил явившегося на его стон ночного сторожа:
— Послушай… Сбросишь мое тело в ручей, когда станет понятно, что я уже умер…
Эмпедокл из Акраганта пожаловался как-то Ксенофану Колофонскому:
— Найти сейчас мудреца — невероятно трудно!
Тот пожал сухими плечами:
— Справедливо. Самому нужно быть мудрецом, чтобы определить, насколько мудр другой человек!
Наблюдая роскошную жизнь акрагантцев, Эмпедокл сказал:
— Они едят так много и с такой жадностью, будто собираются завтра же умереть! Зато дома свои строят такими огромными, прочными и настолько удобными, словно собираются жить вечно!
Однажды Эмпедокл исцелил женщину, которую прочие врачи считали уже мертвой. По этому поводу он совершил жертвоприношение богам. Приглашенных на торжество гостей было свыше восьми десятков. Встав из-за праздничного стола, в длинном белом одеянии, в золотой короне и звенящих медью сандалиях, Эмпедокл отправился на вулкан Этну и бросился в огнедышащее жерло. Этим он хотел укрепить повсеместную молву, что он — бог. От него осталась только одна сандалия, выброшенная из жерла вулкана.