Авеню Анри-Мартен, 101 - страница 60
Через стекло Рафаэль кивнул головой молодому продавцу, поправлявшему на витрине книги. Леа узнала его и тоже приветливо помахала рукой.
— Какой очаровательный юноша! Вы знаете, он рассказал о последней остроте Кокто. Поэт ужинал в бистро мадемуазель Валентин вместе с Ориком, и тот сказал ему об одном еврее, недовольном тем, что ему приходится носить желтую звезду. «Успокойтесь, — ответил на это Кокто, — после войны вы заставите нас носить фальшивый нос». Великие всегда немного смешны. Вы не находите?
Франсуа не ответил, но не смог скрыть улыбки. Леа же громко рассмеялась, но тут же оборвала свой смех.
— Смейтесь, девушка, смейтесь, вам это очень идет… Прежде чем начнешь плакать, не грех и посмеяться. До свидания, прекрасное дитя, да хранит вас Господь. До свидания, месье, надеюсь, что больше никогда вас не увижу, — сказал он, толкнув дверь книжного магазина.
Прежде чем войти, он обернулся и, взглянув на них, произнес:
— Спасибо за все, что вы сделали для Сары.
Они дошли до улицы Шерш-Миди, не обменявшись ни словом. В «Шатенье» зал был заполнен народом. Метродотель проводил их, указав места за длинным столом, накрытым на двенадцать персон.
— Надеюсь, что наши соседи окажутся не очень шумными, — сказал Тавернье.
— Я не принадлежу к числу гурманов, и мне не нравятся подобные места, — сказала Леа, осматриваясь вокруг.
— Я тоже, но пусть это не портит вашего аппетита. Я хочу, чтобы вы забыли обо всем, что не касается нас двоих; можете считать меня эгоистом, но сегодня у меня только одно желание: чтобы вы принадлежали мне одному.
— Возьмем бутылочку «Бордо». В этом вине — ароматы моей родины, и я хочу их почувствовать.
Через несколько минут официант принес высокую бутылку.
Отменные блюда ни в чем не уступали вину.
Строго следуя уговору, они болтали только о пустяках: юбках, которые постоянно укорачиваются, прическах, становящихся все выше, подпольных дансингах, стилягах, навязывающих моду всей молодежи, о совместных путешествиях, которые они совершат, когда закончится война… Под столом они касались друг друга ногами.
Мимо них прошло несколько человек: высокомерные мужчины с сияющими лицами, красивые женщины в броских туалетах. Они заняли места за большим столом, присоединившись к мужчине с телом атлета, грубым лицом, но живым и умным взглядом за толстыми стеклами очков.
— Кто это?
— Выдающийся человек, который, однако, губит себя: Жак Дорио, основатель ФНП, Французской народной партии. Нам далеко до кампаний «Возмущение народа против черного рынка и ресторанов», где за вечер выкладывают по пятьсот франков за человека.
— Однако сейчас вы в одном из этих ресторанов.
— Что правда, то правда.
Установившаяся гармония была разрушена. Ужин они закончили в молчании.
На улице, несмотря на упорное молчание Леа, он взял ее под руку.
— Не сердитесь, душа моя, у нас осталось так мало времени.
— Что вы хотите этим сказать?
— Завтра, в первом часу, я уезжаю.
— Куда?
— Этого я вам сказать не могу.
— Надолго?
— Не знаю.
— Вы не можете оставить меня одну!
— Что поделаешь, к тому же вы вполне в состоянии защитить себя.
— Сара тоже была в состоянии защитить себя. Видите, что они с ней сделали?..
Легкая тень пробежала по лицу Тавернье. Однако и он не мог сказать ей, как терзается от того, что вынужден бросить ее на милость Мазуи и его компании! Он проклинал себя за то, что влюбился в эту девчонку. В его деле были недопустимы никакие чувства. Он рисковал сам и подвергал опасности свою подругу. После их короткой встречи в Монтийяке, сознавая опасность, он старался не думать о ней. По правде говоря, для этого ему не приходилось делать особых усилий. С началом войны девушки, даже самые целомудренные, стали более доступными. Жажда жизни была такой, что они забывали о приличиях и отдавались почти с такой же простотой, как и Леа. Но, вновь увидев ее, окрепшую и в то же время ставшую более хрупкой, он вновь испытал это чувство, которого избегал и которое, по его мнению, только осложняло жизнь.
— Почему вы молчите?
— Что я, по-вашему, должен сказать? Маль прав: связи нашей сестры вас защищают, во всяком случае, до тех пор, пока майор Крамер в Париже. На вашем месте я отправился бы в Монтийяк — по Крайней мере, из трех соображений: во-первых, ваш дядя Адриан и ваш дорогой д’Аржила будут недалеко…