Автостопом на север - страница 14
Оказывается, он еще и саксонец.
Тереза лежит поперек одеяла так, что мне и сесть негде, и только знай трещит без умолку: о погоде, о море, стенгазете, о том, что весь свет помешался на автомобилях и скоростях. Только что услышала это от дедули и теперь важничает. Наш Крамс называет это плагиатом.
Неужели я буду тут сидеть, слушать и подпевать: ах, какой здесь необыкновенный воздух и небо, как… «малимё»[7].
Нет, я срываю с себя куртку, джинсы, рубашку (пусть Цыпка не шарахается, в эту пору на Густаве всегда плавки) и с ревом — в воду.
Немного кролем, потом брассом, три удара баттерфляй — и на спину. Это уже отдых.
Теперь и до Цыпки дошло. Она завидует и тоже идет в воду, осторожно смачивает руки и ноги, вздрагивает, что-то говорит этому Че, который стоит рядом. Должно быть, что-то вроде: «Бр-р-р, до чего холодно, дорогой мой Че! Ты не мог бы приказать подогреть водичку?» — «Разумеется, охотно, фрейлейн Тереза». — «Благодарю». — «Не стоит благодарности».
Я работаю ногами, как колесный пароход, но в этом гусином пруду никто этого не замечает. Не знают они, что такое мастер спорта.
Тереза барахтается, стиль — собачий. Девчонка и есть девчонка!
— Ты ноги-то вытягивай! — кричу я ей. — Вот, смотри, как надо!
— Какой прекрасный собеседник этот Че, не правда ли? Он у них бригадир.
Она так произносит слово «бригадир», что вода попадает ей в рот.
— Это он и пляж здесь устроил и вышку. У них тут молодежный лагерь. Утром они проводят мелиоративные работы, а после обеда — отдых. Сегодня они раньше кончили, потому что вечером у них костер и спортивный праздник.
— К тому времени мы давно уже на месте будем. Вытягивай, говорю!
Пусть не думает, что мы здесь век вековать собираемся.
— Кстати, ты про вышку говорила — сейчас прыгну из задней стойки. Это мой конек.
— Пятиметровая! — слышу я голос Че. Он тоже подплыл. И в воде берет не снимает.
На этот раз в большом полушарии зажигается не простой сигнал, там на полную мощность включили сирену: «Пожарная тревога! Не делай глупостей, Густав! Прыгай с трехметровой! И ноги не разводи, парень! А с пятиметровой ты еще ни разу не прыгал. Да еще из задней стойки. Это у нас только один человек в классе может, да и то с трехметровой. Шубби и тот не рискнет с пятиметровой, а он уже три настоящих боя выдержал и в двух победил. Густав, тревога! Ни к чему это!»
Планки красноватые, недавно строганные, лесенка грубо сколочена, больно ноги. Стараешься поскорей подняться.
Вот и трехметровая площадка.
Густав, остановись, не надо выше.
Комиссар Мегрэ, арестуйте этого человека — он погубит себя!
Лесенка на пятиметровую площадку стерта меньше, сюда народ редко поднимается, наступать на перекладины еще больней.
Вот мы и наверху. Ни пуха… Прощай, Густав!
Отсюда, должно быть, и правда редко кто прыгает. Внизу стало тихо, те, кто в воде, ложатся на спину и глазеют. На пляже люди собрались кучками и тоже смотрят вверх. В мелководье стоит Цыпка и махает мне. Вот дура-то! Рядом с белой шапочкой — черный берет Че.
Я киваю собравшимся внизу зрителям и решительно поворачиваюсь к ним спиной. Кусты далеко внизу покосились, ветки пляшут. Мать, когда у нее голова кружится, всегда капли принимает. Нет, больному человеку нечего с трамплина прыгать. Может, и мне лучше сперва на трехметровой площадке подлечиться…
— Боится! — кричит кто-то снизу…
Бросаю поручни и балансирую спиной к трамплину. Здесь, совсем как мастер спорта, расслабляю руки, ноги, потом медленно поднимаю руки до уровня плеч — руки покачиваются; должно быть, это вышка вибрирует от ветра. Будем надеяться, что мне не снизят балл, если я не совсем чисто войду в воду!
— Этот никогда не прыгнет!
Заткнитесь там, в лягушатнике! Сейчас увидите! Как это Гюнтер еще говорил? «Напрячься и упасть назад, не сгибая колен. Голову даю на отсечение — вертикально войдешь в поду». Но никто у нас так и не посмел сделать, как он.
«…Упасть назад, не сгибая колен…» Вот сейчас. Вытянуться в струнку…
— Это он нас на пушку берет!
Вот, вот сейчас…
— Нет, не хочу я никуда падать…
Какую-то секунду, а может быть, и пять — вся жизнь будто кинолента проходит перед моим внутренним взором — мне кажется, что я не падаю вниз, а лечу вверх и стоит мне только развести руки, и я улечу отсюда навсегда…