Батийна - страница 12
Казак не догадывался, что замышляет его сват. «Авось удастся убедить его достойными речами», — решил охотник и назидательно, с жаром заговорил о добрых старых обычаях, о заветах предков, о сватовстве.
Но чем дальше он вдавался в историю, тем неистовее багровело лицо Адыке. «Ишь ты, как разошелся, тупой болван», — весь кипел он.
— Не думай, Адыке, что я приехал за скотом. Просто я не хочу нарушать обычай отцов. Если ты не желаешь брать мою дочь в невестки, что же, неволить не буду. Тогда освободи ее от уз сватовства. Пусть она ищет себе равного.
Адыке даже вздрогнул:
— Похоже, ты совсем рехнулся, несчастный голодранец? Мыслимое ли дело взять да отказаться от члена семьи, за которого давно уплачен калым?
От горькой обиды у Казака перехватило дыхание:
— Что за калым? Когда ты его давал мне?
— Забыл? — Адыке сощурил глаза. — А насвай, которым мой почтенный отец услаждал твоего отца — кула? Разве того кумара[11] и доброты моего отца не достаточно для выкупа твоей дочери?
Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения Казака.
— Не оскорбляй, Адыке! Духи предков покарают тебя! Я призову их гнев на твою голову!
У Адыке кровью налились глаза. Вращая зрачками, он приказал джигитам, сидевшим у порога:
— Эй вы, олухи и болваны! Сейчас же распять его на кереге![12] Пусть попробует, каково вызывать духов!
Джигиты, кажется, только этого и ожидали. Они вцепились в Казака и поволокли его к кереге и так крепко привязали к жердям юрты, что Казак не мог шевельнуться.
Подперев бока мясистыми руками, Адыке злорадно рассмеялся в лицо Казака.
— Ну как себя чувствуешь теперь, мой сват? Значит, тебе понадобился калым? Видишь, до чего сладко богатство? Ха-ха-ха!
Салкынай быстро смекнула, что затеял ее бек. Зачем мешать мужчинам? Пусть делают свое мужское дело. Звякнув тяжелыми подвесками в косах, в пышной брошенной на плечи шубе, она зашагала к выходу.
— Не притворяйся, будто ты чужая, сваха! — крикнул Казак. — Остановись! Я был вам сватом, посланным богом. Прикажи отвязать меня от кереге! Ведь я не какой-нибудь конокрад, схваченный на месте преступления. И калыма я у вас не брал. Предоставьте моей дочери свободу, и мне от вас ничего не надо.
— Ах ты нечестивец! — повела Салкынай презрительно плечиком, вроде отмахиваясь от назойливой мухи. — Чужая, говоришь? А ну-ка, батыр, вразуми его! Какая я тебе чужая? Он что-то слишком заважничал, этот сват. Впуши ему как следует, батыр!
— Если ты не чужая, то послушай меня, сваха…
Адыке рявкнул, словно бешеный:
— Заткнись, собака!
Кокетливо виляя бедрами, Салкынай вышла.
Адыке вырвал заткнутую под кереге плетку и принялся хлестать Казака.
— Вот тебе калым! Получай его, кул! Собака осмеливается лаять на тигра! Неужели ты успел забыть, что мой достопочтенный отец приютил на своей земле твоего нищего родителя? Если забыл, то вот тебе, получай! А ты хоть подсчитал, сколько вреда принес моим владениям в горах? Всех моих архаров и эликов кто перестрелял? Ты! А про усладу насвая тоже забыл? Предками пугаешь? А сам-то их хорошо помнишь?
Он продолжал хлестать избитого в кровь Казака, приговаривая:
— Чтоб через три дня доставил сюда свою дочь! Сам доставишь! Понял? Нет — подведу тебя под суд. Мне ничего не стоит. А захочу, так мои джигиты в два счета разнесут твой аил!
Тугая, тонкая, как змея, плеть взлетала и опускалась на тело Казака, стуча по жердям кереге.
— Так получай, собака, свой калым. Вот тебе, проходимец! — визжал Адыке исступленно.
Никто не посмел остановить его руку, хотя Казак никому не сделал зла. Все тут были для него чужие. Недаром говорится, что пеший всаднику не попутчик, что овца не друг волку…
Дед Адыке, Арстаналы, как-то сидел на холме неподалеку от юрты и чистил ружье. Посредине аила женщины взбивали шерсть на кошмы. Арстаналы, прочистив ствол ружья, заглянул в него и, видимо, остался доволен своей работой. Он ещё посидел, поскучал немного и велел своему джигиту принести патронташ. Зарядив ружьё, решил: «Дай-ка попаду в самую большую грешницу» — и выстрелил в работавших поодаль женщин. Слепая пуля угодила в грудь как раз его жене. Узнав, что он застрелил свою верную жену, бек только и сказал: «Значит, была грешна, раз уж пуля ее поразила. Похороните ее безо всяких почестей».