Байки дедушки Шао Мэя - страница 6
Улицы города были узки и изворотливы, как лисы-кицунэ{16}, желающие кого-либо обмануть, площади до отказа наполнены народом так, что создавалось ощущение павлина с красивым пёстрым хвостом и резким, очень неприятным голосом…
Девятихвостая лиса-кицунэ.
Перво-наперво Шао Мэй нанёс визит в местный буддистский храм. Его прохлада, обилие зелёных деревьев, несмотря на засушливое время года, а также неспешные прогулки по тенистым тропинкам храмового сада, привели дух Шао Мэя в хорошее состояние. Поразмыслив, Мэй понял, что такими бестолковыми и крикливыми выглядят, наверное, все города на свете, особенно, когда попадаешь в них впервые. Мэй с благодарностью подумал о тихом селении, в котором проживал сам и о несомненной пользе, которую несёт тишина нашим усталым головам…
На другой день, с утра, Мэй отправился на базар. Он проходил между длинными бесконечными рядами повозок, на которых были разложены пёстрые товары: от торговцев пряностей летел аромат шафрана и имбиря; запах варёного риса с кусочками мяса заставлял наполняться рот слюной, и напоминал об обеденном времени; ювелир, раскинувший свою палатку в тени, прельщал взоры красоток искусно вырезанными из яшмы, агата и нефрита украшениями – шейными подвесками, кольцами, браслетами, талисманами – всем тем, к чему так иногда неравнодушны женщины; на циновке, под устроенным навесом, сидел музыкант и услаждал слух прохожих музыкой – он по очереди играл то на свирели, то на цитре, то на барабанах, а то брал в руки лютню – и поражал всех своим необычайным искусством…
И тут взгляд Шао Мэя привлёк необычного вида человек: босой, в грязной, изодранной в клочья шафрановой рясе, отродясь нечёсаные волосы колтунами торчали во все стороны, словно пытались убежать от своего хозяина; лицо его было свирепо.
Человек молчал; медленно и торжественно переставляя ноги, будто в танце, двигался по кругу. В руках он нёс полую бамбуковую палочку длиной, этак, цуней{17} в десять. Держал он её так, как если бы это был волшебный жезл Жуи{18}.
Жезл Жуи.
Шао Мэй решил подойти поближе и поинтересоваться, что за странный обряд совершает человек в одежде хэшана{19}…
Хэшан.
В ответ на заданный вопрос оборванец резко размахнулся и палочка просвистела по тому месту, где должна была бы находиться голова Мэя, если б тот не успел убрать её в сторону. В тот же миг, выдернув палочку у бродяги, треснул его самого прямо в лоб, при этом, заметьте, не промахнулся.
Лицо хэшана осветилось улыбкой. Он низко, до земли поклонился Мэю, забрал свою палочку и ушёл.
Перед самым отъездом из Кайфына Шао Мэя посетил тот самый хэшан с базара. Он поблагодарил Мэя за дарованное ему Просветление. На прощание он оставил в подарок некую крохотную шкатулочку, размером с ядро мускатного ореха, с наказом открыть её «когда придёт время, но не раньше».
В дороге Шао Мэй почувствовал, что время, о котором предупреждал хэшан, наступило, и открыл шкатулку. Через мгновение Мэй хохотал, как умалишённый. Просветлённый, он бережно спрятал шкатулку в рукав и отправился дальше – домой, в своё любимое тихое горное селение…
Комментарий Шао Мэя:
«Не будь этот Шао настолько тупым, он сразу понял бы, чем занят хэшан. Но нет худа без добра – они обменялись хорошими подарками…»
Однажды наставник спросил Шао Мэя, в чём цель прихода Первого Патриарха с Юга. Шао Мэй, заглянув под уголок циновки, на которой сидел наставник, приложил палец к губам: «Тс-с-с!» Потом взял своего учителя за руку и вывел из дзэндо{20}…
Комментарий Шао Мэя:
«…И там признался, что ничего по этому поводу сказать не может»… – Кажется, подобную историю я уже где-то читал…»
Однажды Шао Мэя попросили прочитать проповедь о греховности убийства перед заключёнными городской тюрьмы. Вначале он, не желая зла заключённым, попытался отказаться от такой чести. Однако начальник ямыня оказался настойчив.
Проповедь Шао Мэя оказалась краткой и достаточно действенной. Заканчивалась она следующими словами: «Убийца не станет убивать, если только он сидит в тюрьме, праведник – потому, что почитает за грех, законопослушный горожанин – из-за боязни преступить закон. Тот, кто стал Буддой – потому, что он уже