Боги великой пустоты. Книга 2. Безумие (СИ) - страница 9

Когда сэр Бараз догнал армию графа, тот лежал в своём шатре. Уже сутки войско не двигалось с места. Люди и животные устали от долгой дороги, в обозе начали дохнуть лошади. Ардван, огромными темпами гнавший армию к Марибургу, решил дать, наконец, подданным отдых перед последним рывком.

Солнце нагревало разноцветную толстую ткань купола шатра, от чего внутри царила духота, и лишь изредка слабый ветерок влетал под откинутый полог, принося малую толику прохлады. С улицы доносились солдатские голоса и звон кузнечного молота. Щебетали птицы.

Старенький мобад Гира, уже много лет служивший лекарем при дворе графа, смазывал затёкшую, гудящую спину лорда дурно-пахнущей мазью.

— Ладно, оставь, можешь идти, — поморщился Ардван.

— Милорд, я должен прочитать молитву, — возразил лекарь.

— Давай, только скорее.

Быстро, насколько позволяло религиозное чувство, Гира пробубнил молитву и удалился. Ардван же остался наедине с недомоганием и тяжёлыми мыслями. Стареющее тело требовало отдыха, ломота в суставах и боли, с которыми знаком каждый солдат, проводивший дни напролёт в пути, и прежде беспокоили, но в этом походе организм решил окончательно восстать против тягот военной жизни. И в этом была одна из главных причин того, что граф отдал приказ остановить армию. Он уединился и в шатре и никого к себе не пускал, дабы подчинённые не стали свидетелем позорной немощи — старый вояка не мог позволить себе проявить слабость перед людьми. Всю дорогу он гордо держался в седле, ни единым мускулом лица не выдав мук, причиняемых ноющими суставами, которым в такт подвывали пара давних травм.

Впрочем, кому было легко? Ардван прекрасно знал, что остальные катафракты, особенно те, кто в возрасте, чувствуют себя не лучше. Барон Тунберт так и вообще постоянно жаловался на неудобное седло, да на левое колено, некогда пострадавшее в поединке, и чем дольше ехали, тем больше приходилось слушать стенаний барона о его нелёгкой участи. Остальные бароны, да и сам Ардван, посматривали с пренебрежением на Тунбера, но предпочитали молчать, не желая вносить разлад в войско.

«А ведь ехать ещё далеко, — сокрушался про себя граф, — до Марибурга рукой подать, но кто знает, сколько придётся ползти на юг: месяц, а то и больше. Проклятая старость».

Юноша-оруженосец Харди, что охранял вход, заглянул внутрь:

— Ваше Сиятельство, приехал мой отец, сэр Бараз, просит аудиенции.

Ардван немедля поднялся с кровати и начал натягивать камизу:

— Да, да, пусти его.

В шатёр неторопливо и важно вошёл дружинник в запылённом от дальней дороги плаще. Щёки и подбородок сэра Бараза за время пути заросли жёсткой щетиной, придававшей его грозному лицу с глазами навыкате и густыми чёрными усами ещё более дикое и суровое выражение. Дружинник поклонился.

— Выполнил поручение? Как прошло? — тут же накинулся с расспросами граф.

— Всё хорошо, милорд, я проводил сэра Хенгиста и леди Эстрид до их имения. По пути происшествий почти не было.

— Почти?

— Ерунда. У коленопреклонённого, у которого мы остановились на ночь, возникли кое-какие проблемы бытового характера.

— Ладно. Спасибо тебе: хоть один груз спал с моих старых плеч.

— Нездоровится? — поинтересовался сэр Бараз.

— Пустяки, — махнул рукой Ардан, — годы дают о себе знать. Наверное, и сам понимаешь, что это такое. Старость безжалостна.

— Верно. Молодёжи, может, и не понять, но когда переваливает за сорок, всё становится иначе.

— Но война есть война, сэр Бараз. Это наша священная обязанность. Возраст — не оправдание.

— Верно, милорд, воину не престало роптать на судьбу, дарованную Всевидящим.

В сэре Баразе искренность, честность и простодушие сочетались с глубоким чувством собственного достоинства. Ардвану хотелось, чтобы таких людей было больше среди подданных, но вокруг год от года умножались только хитрецы и интриганы. То ли с возрастом обострялось чутьё на внутреннюю сущность человеческую, то ли времена изменились, и честь теперь стала не в почёте. Когда-то давно мир выглядел иначе, и в чём причина перемен, Арван не понимал.

— Хочу прогуляться, духота тут смертельная, — сказал он, одевая поверх камизы тонкую полотняную котту и опоясываясь мечом, — не составишь компанию? Заодно расскажешь о том, что случилось в дороге.