Большой дом. Пожар - страница 48

Омар с трудом толкнул дверь, которая медленно растворилась.

Когда они вошли, у Мамы вырвался возглас удивления:

— Ба! Зхур! Омар!

Она подошла к мальчику и поцеловала его; затем поцеловала сестру.

Кара Али и Мама запоздали с работой. Их трудовой день подходил к концу.

Омар не стал вытирать влажный след, оставшийся на щеке. Это был как бы прохладный цветок: он распустился у него на лице и становился все ощутимее под действием вечерней прохлады.

— Хочешь есть?

— Да.

Мама повела его в кладовую, на сводах которой проступала сырость, взяла там горсть винных ягод с куском лепешки и дала мальчику.

Мама расспросила их об обитателях Большого дома, затем извинилась: надо кончать работу — оставалось еще подмести пол веником из карликовых пальм. Обе сестры наговорятся вволю попозже.

Утрамбованный двор имел форму большого прямоугольника; в длину по обе стороны шли строения из камней и глины, покрытые известью. Куча навоза во дворе стала местом шумных встреч домашней птицы. Но нескольких порывов ветра было достаточно, чтобы развеять всю кучу.

— Ничто не должно пропадать зря, даже это, — сказал Кара, — указывая на лошадиный навоз, который жена собиралась выбросить. — Пригодится на топливо.

Молодая женщина вернулась поболтать с сестрой.

Из Большого дома Мама, дочь Адри, была торжественно отведена однажды в деревню Бни-Бублен; с тех пор прошло несколько лет… По правде сказать, она не чувствовала себя ни счастливой, ни несчастной от того, что ее выдали замуж. В день свадьбы к этой миловидной девушке было страшно подступиться: она была накрашена и увешана драгоценностями из чистого золота. Теперь у нее будет собственная большая комната, она станет хозяйкой — хранительницей всех запасов. Отныне вся ее жизнь будет проходить среди гор. В Бни-Бублене знали, что такое тишина. Там было всего-навсего четыре дома; время окружило каждый из них стеной молчания. Бни-Бублен нельзя было назвать ни деревней, ни даже деревушкой.

Бни-Бублен! Ясные дни безмятежно текли там среди рассеянных повсюду брызг света…

Эта жизнь, эта земля… Омар плохо знал их, да и то лишь с тех пор, как Командир открыл ему глаза. О нем-то и вспомнил мальчик по приходе. Не случилось ли с ним чего-нибудь? Он тотчас же побежал бы к тому месту, где стоял шалаш старика, если бы сумерки не спустились семимильными шагами. Омар нашел бы его, наверно, на краю владений Кара, под огромным скипидарным деревом; вероятно, он сидит там и, по своему обыкновению, плетет какое-нибудь изделие из альфы. Шалаш из ветвей и листьев стоял на небольшом бугре. Он возвышался над большой дорогой, а с другой стороны — над поселком феллахов, также носящим название Бни-Бублен.

Омар никогда не видел, чтобы Командир стоял: ноги у него были отняты по колено; старик обертывал их тряпками, а сверху накладывал красную резиновую повязку. Его культи напоминали по виду и толщине обломки колонн. Ноги он потерял в мировую войну. Возле него неизменно лежали две крошечные палки. Омар никогда не видел, как он ходит.

Командир принадлежал этой земле, подобно разросшимся вокруг деревьям. Теперешний владелец, Кара, найдя его здесь, не имел духу прогнать старика. Когда же впоследствии он решился на это, было уже слишком поздно. Кара понял, что с ним ничего нельзя сделать.

Прозвище «Командир» он получил за долгую военную службу, стоившую ему обеих ног. С тех пор оно утвердилось за ним, а настоящее имя было предано забвению. На войне он побывал в самом пекле. Три дня и три ночи он пролежал под грудой мертвых тел. Он боролся за жизнь, кричал три дня и три ночи подряд. И выполз наконец с поля боя. Так он победил смерть, но потерял ноги. По возвращении в Бни-Бублен он стал обращаться к людям и животным лишь громовым голосом. Феллахи по-военному отдавали ему честь и звали Командиром.

Его старое сердце было твердо, как железное дерево. Когда Омар приходил к нему, Командир долго беседовал с ним о жизни, о людях, к которым не испытывал ничего, кроме дружелюбия и уважения. Сидя один под своим деревом, он словно плыл в ковчеге, помогая всем населяющим его тварям. На войне он слышал мольбы умирающих. Провел три дня и три ночи среди мертвецов и почувствовал, что сам начинает разлагаться.