Бродяга - страница 9

   Бродяга работал молча. Брин пошёл посмотреть лошадей. Его брат слонялся тут же из угла в угол. Помогать даже в малости он не собирался, но и не уходил из конюшни. Георг, если бы его спросили, предположил бы, что тот не желал попадаться на глаза матери, которая могла нагрузить его другой работой.

   Тихо появился Дик. Подошёл к каждому, обнюхал. После чего с чувством выполненного долга улёгся в солому, положив голову на лапы.

   - А вдруг он мыша съест? - побеспокоился Брин.

   - Не съест, - сказал бродяга.

   Мальчик подумал, что да, не съест. Ведь для этого ему пришлось бы сначала поймать шустрого зверька, а времена охоты для его престарелой собаки остались в прошлом. Ничего интересного не происходило, и вскоре пёс задремал.

   - Откуда же ты такой явился? - Тритор привалился плечом к бревенчатой стене, положил ладони на пояс и засунул большие пальцы за край ремня.

   Георг ждал подобного вопроса. В молчании тошно даже изнывать от безделья.

   - Я пришёл издалека, - ответил он, выпрямляя спину.

   Услышав разговоры, к ним вернулся Брин. Бродяга улыбнулся в бороду.

   - Оттуда, где почти круглый год светит солнце и жара стоит такая, что на деревьях вместо листьев растут колючки, а люди черны как сажа.

   - Из пустынь что ли? - знающе откликнулся Тритор. - Далековато до нашего захолустья. Особо пешком топать.

   Бродяга не собирался ничего доказывать. Кое-что ещё рассказать - пожалуйста. Если только его захотят слушать.

   - Как же люди бывают чёрными? - Брин, конечно, хотел. - И снега у них совсем нет? Всегда одно лето?.. Вот бы и у нас так было!

   Тритор хмыкнул, выразив тем всё, что он думает о наивности простецов, верящих россказням разных проходимцев.

   - Люди ко всему могут приспособиться. И к жаре, и к холоду. Но попади ты туда, - кивнул Георг Брину, - через пару дней запросился бы обратно. И своя зима показалась бы тебе стократ милее тамошнего бесконечного лета. Лета, от которого почва обращается в раскалённый песок, всякая вода уходит вглубь земли, а деревья растут лишь у крохотных озёр, называемых оазисами. Только у этих оазисов и кипит жизнь. В других же местах - смерть и выбеленные солнцем кости, перекатываемые ветром. Но и если тамошнего обитателя переселить в вашу местность, он здесь навряд ли приживётся. Потянет его на родину, к ласковому солнышку, подальше от свирепых морозов и дремучих лесов. Каждому на свете определён свой дом.

   Слова у бродяги лились легко, как вода.

   - Судьба заносила меня в разные края - на север и на юг, на восток и на запад. И в дальние, и в ближние страны. Всюду. Хожу я много, смотрю, как мир устроен, какая в нём есть красота и разнообразие. Как в других местах живётся: лучше или хуже. Но сколь ни ходил я, где ни бывал, для себя вынес одно: везде живут не лучше и не хуже, чем здесь у вас, к примеру.

   Брин слушал, не перебивая, а вот Тритор, как мог, выражал пренебрежение на подобные рассудительные речи.

   - И что ты делал на юге? Тоже побирался?

   Георг ответил с усмешкой:

   - Я воевал.

   И этот короткий ответ разом заставил Тритора отстраниться от стены.

   - Воевал? Ты?! Как же тебя угораздило?

   Бродяга вновь улыбнулся, постаравшись пониже склонить голову. Выдержав паузу, словно вспоминая, он возобновил рассказ, а с ним и свою работу:

   - Война застигла меня в одном селении у подножия великой горы, где я жил уже некоторое время. Тамошний народ был добр ко мне. Я многому у них научился и услышал многие их песни вечерами у горящих костров... Но в ту ночь костры не горели. В деревне все спали, когда на них напали воины из соседнего племени. Стали грабить, жечь, вязать пленников. Вот и пришлось мне кх... вмешаться.

   Брин округлил глаза. Мужские истории, тем более про войну, он любил больше всех прочих. Только рассказывали их в таверне нечасто. Стражники лорда - единственные настоящие воины в их городе - предпочитали обсуждать баб и кто кому набил морду, а не боевые походы, в которых они ни разу и не участвовали.

   - И что, ты всех победил? - по дурной привычке съязвил Тритор.