Будапештская весна - страница 48

Целый день все в квартире ходили бледные, втягивая головы в плечи, держась за грудь, словно им не хватало воздуха. Турновский чувствовал себя плохо и обедать не выходил. Ютка тоже, по-видимому, обедала в своей комнате, если только она вообще обедала. Оба солдата с мрачными лицами молча ели жиденький гороховый суп. Мясо кончилось, жир, сахар, картошка тоже. Печеного хлеба давно уже нельзя было достать ни за какие деньги, и они пекли лепешки из остатков муки.

После обеда Гажо снова исчез: по всей вероятности, ушел к Марко. Золтан читал, потом слонялся по комнате, снова уселся за книгу, но, прочитав несколько страниц, опять забегал по комнате, чувствуя, что ему холодно, что он устал и нервничает. Заходить в комнату к Турновским он не хотел. Ютки в кухне не было, и он подумал, что девушка сидит у себя. Подойдя к двери ее комнаты, он тихонько постучал. Ютка не отвечала, и он подумал, что она спит. Не зная, чем заняться, Золтан долго ходил взад и вперед по темной прихожей и по коридору, который вел в кухню. Затем он снова постучал в комнату Ютки и, не дождавшись ответа, вошел. Постель была не смята, и девушки в комнате не было.

Предчувствуя недоброе, так как Ютка старалась никогда не выходить из дому, Золтан обшарил всю квартиру. То, как девушка вела себя утром, показалось ему сейчас подозрительным. Он обошел все три нежилые комнаты, холодные, с выбитыми стеклами, через которые внутрь нанесло немного снегу. Вода в стакане на столе превратилась в лед. Часы на стене стояли. По квартире гуляли сквозняки, и все в ней казалось неживым и бессмысленным. Золтан, с трудом переставляя будто свинцом налившиеся ноги, снова вошел в комнату Ютки и открыл платяной шкаф. Меховой шубки, сапожек, ночных сорочек и еще кое-чего из вещей в шкафу не было.

Золтан сел на кровать Ютки и задумался: значит, она ушла… И вмиг эта маленькая комнатка и вся квартира показались ему темными, пустынными и чужими.

«Значит, она ушла и даже не попрощалась… — снова подумал он. — Почему она это сделала? Здесь все дышит ею… Вот на этом стакане, из которого она вечером пила воду, остались следы ее губ… Но Ютки нет, и она больше не вернется сюда…»

Теперь он уже точно знал, что девушка не вернется. Инстинктивно он чувствовал, что ее уход из дому связан с ночным визитом нилашистов. Ждать ее возвращения бесполезно. А раз так, то нет никакого смысла и самому здесь оставаться.

В этот момент в комнату вошла Турновскине. В руках у нее был шелковый носовой платок, которым она вытирала слезы.

— Она не вернется?

Глаза у женщины были заплаканы, лицо помято и не накрашено. Такой старой Золтан ее еще никогда не видел.

— Клянусь тебе, Золтан, она и нам не сказала, что уходит. Сказала, что у нее разболелась голова и она ненадолго приляжет.

— А куда она могла пойти?

— Не знаю. Бедняжка даже не попрощалась. Да разве бы я ее отпустила?.. Она, видимо, боялась навлечь на нас беду. Ведь нас здесь так много. Возможно, она пошла к своей подруге, Эржи Кирай, которая как-то приходила к ней.

— А где живет эта подруга?

— Кажется, в Буде… Уж не хочешь ли ты разыскать ее? Да, она как-то говорила, что Эржи живет на площади Палфи. Вот только номера дома я не запомнила…

Золтан встал и прошел в свою комнату. Он быстро снял военную форму и достал из вещмешка гражданскую одежду, которую ему туда положила мать: серый помятый костюм и плащ. Если бы кто-нибудь спросил его сейчас, почему он вдруг решил переодеться в гражданское, он вряд ли смог бы толком ответить. Вероятно, военная форма, в кармане которой лежало отпускное свидетельство, была более безопасной одеждой на пештских улицах, ставших теперь районом военных действий. Однако такой безопасности он уже не хотел. Он не хотел больше быть солдатом и носить военную форму. Она словно давила его, и, надев гражданский костюм, он вдруг почувствовал себя легко и спокойно.

К Турновским он решил не заходить. Однако жена инженера, услышав его шаги, тихонько вышла в коридор.

— Все же решил идти, Золтан? Хоть шапку на голову надень. Когда ты вернешься?

— Я не знаю…

Спустившись на второй этаж, Золтан остановился перед дверью Марко, на которой была прикреплена дощечка с именем какого-то зубного врача. На секунду он остановился, не зная, зайти или нет, но тут же начал спускаться, решив, что он вряд ли сможет сейчас объяснить, зачем пришел.