Будни севастопольского подполья - страница 13

— Нам надо потолковать. Пройдемся? — тихо сказал Жора.

Александр кивнул. Он уже привык, что все новости Жора обычно сообщал по дороге. Кто заподозрит двух учителей, возвращающихся из школы и мирно беседующих о своих делах?

Жора понапрасну слова не обронит. Если говорит, то обдумав, если берется за дело — доводит до конца. Доверять ему можно во всем.

Познакомились они в школе, где Александр преподавал химию. Ему понравился широколобый, кряжистый, ладно скроенный крепыш с энергичным лицом и холодными серыми глазами. С виду Жора казался суров, что делало его старше своих девятнадцати лет. Но стоило ему улыбнуться, и от напускной суровости не оставалось следа. В действительности это был жизнерадостный, остроумный парень, комсомолец, до войны студент последнего курса кораблестроительного техникума. Александр часто вместе с ним возвращался из школы на катере в город, заходил домой. Чем ближе они узнавали друг друга, тем больше проникались взаимным доверием, тем откровенней становились их беседы. От Жоры Александр узнал о разгроме фашистских войск под Сталинградом, об освобождении Ростова, Мариуполя и части Донбасса. Как-то Жора дал ему почитать записанную карандашом сводку Совинформбюро и показал листовку, которую снял со стены Исторического бульвара.

— Знать бы, кто выпускает эти листовки, я бы дал им записи сводок. Ты посмотри, — в голосе Жоры прозвучала досада, — в листовке нет вестей с фронта. Представляешь, как севастопольцы воспрянут духом, узнав, как наши врага бьют.

Уголки губ Ревякина дрогнули, когда он взглянул на листок: он сразу узнал почерк Лиды, которая переписывала эту третью по счету листовку, выпущенную им еще в конце января 1943 года. Две из них Петька тогда перебросил через колючую проволоку в концлагерь, а остальные расклеил на южных слободках и бутовых стенах Исторического бульвара.

Ревякин был уверен, что листовки не только рассеют ложь немцев о падении Москвы, но и помогут объединить патриотов. И он не ошибся. Жора первый пришел в подполье. Он оказался энергичным парнем, который охотно брался за все и всюду поспевал. Он добывал оружие, подложные документы. Доставал бумагу, писал и распространял листовки, а теперь задался целью раздобыть пишущую машинку и типографский шрифт.

Но Гузов принес с собой в подполье еще и обширные знакомства, связи. Всюду у него были друзья — по школе, по техникуму, по работе, и в порту, и на пристани, и на железной дороге. Нашлись знакомые даже в городской управе, рыбконторе и на бирже труда. Ревякин, конечно, не замедлил этим воспользоваться. Прежде всего он установил связь с инженером Павлом Сильниковым. Жора хорошо знал его по студенческой практике в порту. Сильников был организатором боевой группы патриотов, которая готовила диверсии в мастерских и на ремонте судов. Участник этой группы электромонтер Григорий Яковлевич Максюк со своим сыном Андреем собрал небольшой радиоприемник, по ночам записывал сообщения Москвы и передавал Сильникову. Инженер, в свою очередь, давал читать их Гузову. В двух последних подпольных листовках уже появились краткие обзоры положения на фронтах. Павел Сильников вскоре познакомил Александра с Машей Гаврильченко, регистраторшей биржи труда, которая устраивала теперь на работу всех, кого он посылал к ней. У Жоры нашелся верный друг и на железной дороге — Миша Шанько, невысокий белокурый паренек, который вместе с табельщицей Милой Осиповой создал на станции молодежную группу подпольщиков.

Так через Гузова ширились связи. На предприятиях возникали новые группы патриотов, организация росла, разветвлялась, крепла. Теперь Александр и Жора имели точные сведения обо всем, что творилось в городе. Они знали, что делается в мастерских на пристанях порта, с какими грузами приходят неприятельские морские транспорты, сколько и куда эшелонов с солдатами, вооружением и боеприпасами отправлено, где и какие возводятся оборонительные сооружения. Изо дня в день Александр накапливал эти сведения, надеясь наконец найти способ переправить свои донесения советскому командованию или партизанам.