Былина о Микуле Буяновиче - страница 14
— Здравствуй, голубчик! А я к вам по делу.
Но бабушка Устинья перебила его. Ее запальчивость затмила ей рассудок.
— Видал ты али нет? Соседушка-то наша какую штуку с нами удрала?
— Бабушка! — взмолилась Дуня, — Перестань ты, погоди минутку!
Петрован сделал знак рукой, чтоб все помолчали и, потряхивая космами волос, в которых застряли колоски с соломой, повернул свое сухое, острое лицо в сторону избы, как бы отыскивая причину тяжелого семейного позора, и проговорил:
— Намекала мне сейчас соседка да только я не уверяюсь. — он проглотил слюну и сделал над собою усилие, — Вот и сейчас гляжу и што-ето в понятье не возьму…
Тут он смелее поднял бороду на гостя и понизил голос, будто подавился:
— Мы, вашескородие, хоть и бедного звания люди, а все таки… Ежели тебе, ваше благородие, кто про девку мою худо сказал, дак ты тому человеку в рыло плюнь! Мы сухари едим, а добрым людям в глаза прямо глядим.
— Я тебя не понимаю, братец! — сказал Проезжий, отступая.
— А мы очень даже понимаем! — потряс головою Петрован. — Мы понимаем, што к нашему брату эдакие господа зря в гости не приходят и денег задарма нам не сулят. — В голосе Петрована задрожали крепкие, соленые, мужицкие слезы. Он ткнул пальцем в сторону дочери, — Она у меня, скажу тебе, как голубица белая, ничем себя не замарала. А ты, знать, славу про нее дурную положить желаешь?
Дуня выступила на середину избы.
— Тятенька!..
Но Петрован лишь поднял руку — дескать: замолчи и продолжал сдавленным дрожащим от обиды голосом:
— У меня, ваше благородие, всего и радости што сын да дочь и я их никому не отдам в обиду!.. И никаких нам от тебя подарков не надобно. А она вон, соседушка-то, прямо мне зубами чакнула. Не будь, говорит, ты глуп, не продешеви! Слыхал ай не?
И Петрован уже сквозь исказившее его лицо слезы выкрикнул:
— Да я скорее в петлю лягу, нежели на эдакие дела соглашусь!
— Какая глупость! Да понимаешь ли ты, что я к тебе по делу, по охотничьему?.. Мне сказали, что ты можешь живым волка и лисицу поймать. Понимаешь?.. Я ученый… И никакой я не…. Он поперхнулся, потому что в это время бабушка Устинья, вынув деньги из-за пазухи, подошла к нему и тихим, сдавленным голосом сказала:
— На, батюшка, возьми свои деньги назад! Коли эдакое дело, не надо нам твоих денег… Спаси те Бог, не надо!
Петрован разъярено бросился на тещу:
— А ты на што брала их! Когда успела? Значит правду Спиридоновна-то говорила?!
Сжав кулаки он бросился к Проезжему.
— Возьми свои деньги поганые и уходи отсюда! Уходи, я говорю тебе!..
Проснувшийся Микулка закричал от испуга, и бабушка Устинья, схватив за руку Петрована, нараспев сказала ему с пренебрежением:
— Да не ори ты! Робенка-то перепугал… Я почем знаю, што у вас там вышло. Я от простой души взяла. Думала, што правду на обнову дитенку безвинному…
Проезжий понял, что никаким его словам, никто здесь больше не поверит и пятясь к выходу, лепетал беспомощно, но задушевно, потому что видел оскорбленное и чистое, невинное лицо простой, явно ни в чем неповинной девушки.
— Ну, ради Бога! Это же не правда!.. Это ложь! Ну, что это такое? Я не понимаю! — и вышел, запнувшись за порог и надевая шапку уже за дверьми.
Илья расхохотался ему вслед с нескрываемой радостью.
— За лисицей, за живой, приехал, а? — выкрикнул он, подбегая к Дуне. — Вот дак поохотился… Позверовал!
Парень залился веселым, громким смехом.
А Дуня, пятясь от него, трясла перед его лицом руками и сквозь слезы говорила:
— А тебе смешно, Илья Иванович? Тебе все смешно?.. Ну ничегошеньки ты не понимаешь!
Петрован, согнувшись, оперся рукой о стол и замер с опущенными к полу глазами. Бабушка полезла на печь и утешала плачущего внука:
— Не плачь, сыночек, не реви. Потом она повернулась к Петровану.
— Может человек-от и взаправду с добром пришел к тебе, а ты целый Содом поднял. А он, на грех-то, может из начальства… Ну и дикой же ты, Петрован!
Петрован, нахмурившись, стал снимать зипун.
— Дикой! — передразнил он. Потом угрюмо прибавил, — Небось тут станешь дикой…
Илья постоял еще немного, поглядел на Дуню и, увидев ее вздрагивающие плечи, нехотя шагнул к выходу.