Человек, помоги себе - страница 52

Хороший закон в математике. На ничто не сократишь. А в жизни? Не слишком ли много неизвестных бывает у нас в знаменателе?

Когда Н. Б. возвращался на свое место, он взглянул на меня. Нет, не на меня. На мои коленки. Я как раз передавала Кире Строковой задачник и потянулась через проход между партами… Заметив взгляд Н. Б., я поспешно одернула юбку и села как следует. А он прошел мимо, не поднял глаз, и на губах усмешечка. Или и это мне показалось?

Опять сплошные неизвестные в знаменателе. Только мне стало совсем плохо. И на географии я заявила Зинаиде Захаровне, что ничего сегодня не знаю. Шариковая ручка учительницы поставила напротив, моей фамилии точку. Двоек З. З. не выводит: чуть что — деликатная точечка.

— Члены бюро остаются, — протрубил Марат после уроков. — И члены редколлегии тоже. Слышишь, Ольга-джан?

Ко мне персонально он обратился потому, что увидел: хочу улепетнуть. Пришлось подтолкнуть Розу: «Скажи, нам за письмом надо». — «Да, да». — Она подкатилась к Марату, начала что-то доказывать. Я поспешила в раздевалку.

Но одеться не успела — комсорг последовал за мной. Только ловил он не одну меня. Убегал и Шумейко. И еще кто-то. Марат разозлился:

— Вы что? До обеда здоров, после обеда больной? А ну, назад. И ты туда же! — накинулся он на меня, отвел в сторону и зашептал, сверкая глазищами: — Слушай, мышь рыла, рыла, до кошки дорылась! С уроков убегаешь, сегодня два отказа, «Колючку» не выпускаешь, скандала хочешь? Такой ты актив?

Я запальчиво ответила:

— По-твоему, если актив, так без сучка, без задоринки? А я не ангел. И жизнь не одни уроки-учебники. Спроси Вику, она тебе разобъяснит, какая жизнь — не черно-белая, а многоцветная.

— Что с тобой, Ольга-джан? — оторопел Марат.

Я выскочила на улицу. Роза подхватила меня на школьном крыльце под руку.

— Приставучий Маратик, — затараторила она. — Я еле успеваю — пока к тебе, потом переодеться, потом к Олегу Ивановичу, а потом и сбор. Да, представляешь! Забегаю вчера к Вике, а у нее Землюков. Сидят птенчики-бубенчики, про небо читают, про Юпитер спорят. А его рука — представляешь! — вот так — на ее руке.

Я плохо слушала Розкин стрекот. Как ни постыло мне было все, схватка с Маратом неприятно царапнула. «Скандала хочешь?» Не угрозы комсорга расстроили, а мысль, мучающая с утра: Не так у тебя все получается, Кулагина, не так. Вот уже и другие заметили.

— Ой, смотри! — Роза внезапно остановилась.

Прямо на меня шел Сирота-Терехин. В руке — неизменный транзистор, другая рука засунута в карман короткополого серого плаща с поясом. Через плечо — фотоаппарат. Курчавый, без головного убора, в огромных на толстой подошве желтых ботинках, двигался разболтанной походкой, втянув голову в плечи.

— Так что ж, принцесса, — начал он без предисловий, — опять на нас мента навела? Не успела вчера ломануться с Сивкиным-Буркиным от «Лучика», как притопал этот инспекторик и увел Нечаиху. Твоя работенка?

Он стоял вплотную, усики дергались, черные глазки буравили. А я обрадовалась, значит, Леонид Петрович увел от них Ларису! Явился вчера и увел. Он сделал то, что должна была сделать я. И хотя я не имела к этому событию никакого отношения, захотелось быть к нему причастной, и не задумываясь, я выпалила:

— Моя работенка, моя!

Сирота высоко над моей головой вскинул транзистор — Роза даже вскрикнула. Но, как в закутке, остановленный гвоздиловским приказом, замер с поднятой рукой и только процедил сквозь зубы:

— Ну, дождешься ты!

И когда мы с Розой прошли мимо, отвратительно выругался.

Роза была ошеломлена. До немоты. До полного паралича своего сорочьего языка. А я мысленно продолжала твердить: «Увел! Леонид Петрович увел от них Ларису!»

— Как же это, как? — заговорила наконец пришедшая в себя Белобока. — Тогда в сквере их видели — и не подумать, что такой. А ты, выходит, с ними воюешь? Из-за Ларки, да?

— Вы же отступились от нее, — сказала я.

Роза без возражений приняла мой упрек. И лишь дома у меня, после того как я разыскала и вручила ей письмо «бывуча»-подводника, пробежав его глазами, она снова воскликнула:

— Нет, как все в жизни по-разному! Вот эти подонки — такие, а вот! — она потрясла листком. — Послушай, что пишет.