Человек, помоги себе - страница 53

Я хорошо знала, что писал курсант высшего военно-морского инженерного училища Федя Гузеев, проходящий со своими товарищами практику-службу на подводной лодке в Ледовитом океане, — его письмо было получено нами в начале учебного года.

Роза все-таки прочитала.

«Наконец-то показал свой необузданный характер наш Океан! Временами казалось — ничто живое не выдержит его мощного напора. Когда наша лодка всплывала на поверхность, гигантские валы подхватывали ее и кидали вниз, поднимали и снова кидали. Только нет силы, которая могла бы вытряхнуть нас из нашего — пусть крохотного! — островка в безбрежной пучине. Мы продолжали упрямо работать. Порой было невозможно стоять на ногах. Позже, на берегу, мы как бы заново учились ходить: земля исчезала из-под ног, со стороны смешно было смотреть, спотыкались. Очень правильно говориться в песне: «Море, ты придумано, море, чтобы мы понимали, как надежна земля!» И мы не сдались. Мы сделали все, что от нас требовалось. В самый напряженный момент, когда, казалось, лодка проваливается в бездну, каждый думал не о себе, проявляя выдержку и хладнокровие. Нелегко? Да. Но зато радостно сознавать, что ты не подвел товарищей, что они могут положиться на тебя в трудную минуту. Вообразите себя внутри подлодки: отсеки, агрегаты, сверкают и гудят диковинные механизмы, залоснилась форма, потрескались замасленные ладони. Покрытый графитовой пылью, копается в электродвигателе Гриша Малков. А сам что-то бормочет. Прислушайтесь: стихи Светлова! А Тарасов? Признанный наш виртуоз-баянист, он может часами слушать Чайковского. Однажды мы были в первом отсеке, трудились сосредоточенно. И вдруг голос Тарасова: «Тихо, ребята!» Послышалась музыка. Она прорвалась к нам откуда-то и забилась среди трубопроводов. Бетховен! Скерцо. Огнями просторного концертного зала засиял тесный отсек. Замерли наши руки. Заулыбались потные лица…»

Роза ушла, еще раз покрутив письмом: «Что и надо третьеклашкам — про дружбу!»

А я начала слоняться из угла в угол, не находя себе места. Знакомые гузеевские строчки довершили то, что сделали столкновение с Маратом и неожиданная встреча с Сиротой. Жизнь идет, как шла, никакая не суетная, обыкновенная, деятельная, и все люди вокруг выполняют свои дела — ребята в классе, курсанты на подводной лодке, Леонид Петрович в милиции. Только я одна — беспомощная, ничего не добилась с Ларисой. И запустила уроки, не выпускаю «Колючку», не пишу ни стихи, ни рассказы и давно не была на радио, да и «творческое» свое хозяйство не собираю под бежевые корочки. Нахватала много, а ничего не довожу до конца, вот тебе и железный принцип: делать так делать!

Телефонный звонок пресек мое мотание от окна к стене и обратно — голос Марата взорвал тишину квартиры:

— Ольга-джан, ты дома? Я мигом к тебе.

Он и вправду примчался мигом — звонил из ближайшего автомата, — с порога набросился:

— Почему молчала? Роза охает, глаза — тарелки: ты с этими? Милиция! А я ничего не знаю.

— Сам же говорил — паникую. А они — «ребята как ребята».

— Ну, виноват маленько. А Юлия сегодня опять спрашивала: где Нечаева, не приехала ли ее мать?

— Так я же — из крайности в крайность и все преувеличиваю, — не в силах удержаться, зудела я. И он взъярился:

— Да что трясешь дерево, когда плоды сняты? Сказал — есть моя ошибка. Хотя и ты хороша — зачем молчала? Видишь — дело серьезное, могла бы без гордости. Чтобы мы заодно в класс ее вернули. А то ходишь сама не своя, давно вижу.

Он готов был не только признать свою ошибку, но и меня прощал за мою, потому что переосмыслил все, за что ругался со мной у раздевалки, понимая, как неладно у нас получилось с Нечаевой, и взывал — действовать сообща, лишь бы Лариса ходила в школу. Но я-то знала: не так просто решалась ее судьба и не от нас зависело, останется она в классе или не останется. Мне вообще казалось, что я знаю много такого, о чем наш комсорг, увлеченный малеванием своих нарядных гладиолусов, еще не имеет и представления. И куда более взрослой почувствовала я себя перед ним в этот момент, поэтому рассудительно сказала:

— Все гораздо сложнее, Маратик. Это нам с тобой первее первого — уроки да отметочки.