Чернобыльский дневник (1986–1987 гг.). Заметки публициста - страница 24

Пришла я в школу рано, никого еще не было. А тут прибегает мать одного ученика, она в жэке работает: «Вы ничего не знаете?! Авария… Жертвы есть. Если вас будут вывозить из города, пусть учитель за моим присмотрит, он ведь болеет». Только она убежала — позвонила Дина Генриховна Хмелевская, заведующая гороно: «Закрыть все окна, у входа положить мокрые тряпки, детей на улицу не выпускать».

Обычно я в школе допоздна сижу, а тут душа не на месте — еле до трех часов добыла. Прибежала домой. Саша дома. В спальне окна завешены. У него руки красные, шея красная, руки и ноги припухшие. Потом узнала: его семь раз мыли, оттирали… Накормила его. Пришел начальник смены Бондарь, а Саша опять на станцию собирается. Тот ему говорит: «Куда ты? Ведь ночь был…» — «Куда же кроме станции? Там все течет. Там же третий блок в опасности». И ушел. А его, оказывается, отправили в больницу, да он домой сбежал.

…Как много зависит и от одного человека! И неправда, что незаменимых нет. Есть незаменимые — и на них в первую очередь держится мир. В медсанчасти № 126 Припяти всю ответственность с первых минут аварии взял на себя Владимир Печерица — заместитель начальника по лечебной части. Когда-то он фактически спас жизнь моей дочери, подняв на ноги всех врачей детской поликлиники. Ответственность за судьбу ребенка взяла на себя его жена Наталья, тоже врач. Почти домашним врачом стала для нас Светлана Александровна Фролова.

Печерица не был добрым дядей, но он был и оставался человеком и врачом. Без него и в эту страшную ночь, и потом все было бы гораздо сложнее. «Привезли Лелеченко. Попросился выйти на крыльцо и выкурить сигарету. Вышел. Поймал попутку и укатил на блок». Не мог, не смел Печерица удержать его — Лелеченко был незаменим там, на станции, как и он сам здесь, в больнице.

— Вечером пришел домой, с друзьями. Я достала бутылку водки. Сидят они трое, за головы взялись. Тихонько разговаривают, про радиацию гово-рят, про дозы, но чтобы я не слышала, чтобы не волновалась.

Ночью спал плохо. Все ворочался. Болела голова. Сохло во рту. Тревожился — на станции не исключали возможность нового ьзрыва. Постоянно звонил телефон… Люди на балконах всю ночь переговаривались. Около здания ГОВД толпы милиционеров. Утром масса людей с детьми двинулась с сумками и чемоданами на станцию Янов.

Еще в субботу позвонила из Киева Лена, дочь. Мы в Полтаву собирались ехать. Саша палец к губам приложил, чтобы я ничего ей не говорила. Потом сам взял трубку: «Ленуся, мы в Полтаву не поедем, а первого мая я приеду за тобой».

Утром, это уже двадцать седьмое было, он снова пошел на станцию. Зашла женщина из жэка и предупредила об эвакуации. Я собрала документы и стала варить суп: придет же обедать… Открыла на кухне окно, стою с ложкой, пробую суп, а снизу на меня милиционер как-то странно смотрит… Я положила ложку и давай звонить Саше: «Я останусь с тобой, никуда не поеду». А он: «Нет, нет, Люба, езжай, три дня отдохнешь, свежим воздухом подышишь». Бодрым таким голосом говорит. И я-поверила. Голосу поверила. Подчинилась приказу…

…В школьные годы Саша Лелеченко учился в спецшколе военного типа — мечтал быть-кадровым военным, защищать Родину. После школы поступил в Харьковское летное училище, оправдывая и свою крылатую фамилию: от слова «лелека» — аист… Закончил училище штурманом авиации. И вдруг это решение: отправить выпуск в запас. Его-то, Саньку, в запас!.. Ну что же, пошел работать. Только есть ли такое дело, чтобы знания не требовало? Нет такого дела. И в 1961 году он поступает в Киевский политехнический институт.

На Полтавщине, в селе Степном, где родилась и выросла Люба Матвеева, за один день оформил он документы о браке и увез жену в Киев. В 1965 году родилась дочь, его тайная гордость, его царица Елена. А через год, закончив институт, махнул с семьей на Славянскую ГРЭС, где его помнят идо сих пор… Скромный человек, а заметный: улыбка у него особенная — по-детски доверчивая и открытая, за строгой сдержанностью угадывалась какая-то бесконечная незащищенность чуткой души. Отсюда и его обостренное чувство справедливости. Уважение к человеку.