Чернобыльский дневник (1986–1987 гг.). Заметки публициста - страница 49
— Что сейчас будет! — подмигнула Валентина и приложила палец к губам.
Сережка достал из нижнего ящика письменного стола коробочку со значками и стал раскладывать их перед собой.
— За ударную работу и примерное поведение в быту награждается Михаил Медведев, — торжественным голосом провозглашает мальчик и, приколов значок на грудь медвежонку, хлопает в ладоши.
Валентина тоже хлопает. Сережка бросает на мать снисходительный взгляд и продолжает процедуру награждения.
— За ударное поведение в быту и примерную работу награждается Касьян Зайцев. Молодец однофамилец!
— Во игры! — утирает слезы Валентина. — Во бюрократ растет! А какова оговорочка: ударное поведение в быту!..
Анна тоже смеется, прикрывая остренькие зубки маленькой ладошкой.
— …награждается Урод Неизвестное, — заканчивает Сережка ритуал и ждет одобрения.
— Это у него старая игра, — потирая покрасневшие ладони, говорит Валентина, — только игрушки новые — прежние по ту сторону горизонта. Правда, с отцом у него еще забавнее получалось.
— Не детские игры, — медленно произносит Анна. — Зря вы это…
— За самую хорошую работу награждается мама Валя, — прерывает Анну Сережка. — Самый большой значок мамуле!
— Отказываюсь! Категорически! — машет руками Валентина. — Мне лучше деньгами. Я против научно-технического прогресса, разрушающего среду обитания человека.
— Тогда взрывай, — с сожалением говорит мальчик. — Будешь вредителем.
В лице Валентины что-то дрогнуло.
— Может, сынок, не будем взрывать, — надоели ужасы.
— Все равно взорвется, — жестко говорит Сережка. Он подбегает к высокой трубе и со злостью пинает нижние кубики. Пирамида рассыпается. Сережка бросается на диван и плачет.
Анна испуганно глядит на Валентину.
— За отца переживает, — тихо отвечает Валентина. — Каждый день почти одно и то же: мстит за отца…
— Да что случилось?! — округляет глаза Анна.
— Все знают, а ты не знаешь? — прищуривается Валентина. — Мне доброжелатели своими вопросами всю душу искорежили, Сережку не пощадили… Мы со своим развелись еще до аварии — надоели пьянки. Но сын привязан к отцу. Они каждый день встречались.
Сережка затихает, прислушиваясь. Его спина вздрагивает от напряжения.
— Ты зря плачешь! — обращается к сыну Валентина. — Трус есть трус… Сбежал его родитель после аварии — и следов не найти. Сколько я из-за него сраму пережила, сколько слез пролила. Всегда знала, что не герой. Но чтобы удрать в такой момент!..
— Папа хороший, хороший, хороший, — не поворачиваясь, кричит Сережка.
— А если хороший, так что же не напишет тебе? — вскакивает со стула Валентина.
— Напишет, — уверенно говорит мальчик, — он же не знает, куда нас поселили, в каком городе.
— Давно бы нашел, если бы хотел. Доигрался, голубчик!
— Ты помнишь, какие он игры интересные придумывал? — улыбается Сережка, пытаясь поймать руку матери. — Помнишь, как ты шахматы спрятала? — Он просительно смотрит на мать, поворачивается спиной к Анне.
— Да, помню, сынок, — дрогнувшим голосом говорит Валентина, — я все помню.
— Расскажи тете Ане, мам, расскажи про это.
Валентина, обняв сына, садится на диван.
— Они у меня заядлые шахматисты. Сережка с четырех лет играет. Я не против шахмат, но уж больно хитрыми хотели быть: как заставляю что-нибудь сделать, так они скорее за шахматы — делом, значит, заняты настоящим, мужским. Долго я терпела! Однажды не выдержала и спрятала шахматы, а сама легла и читаю книгу. Они смылись на кухню. Вдруг слышу: что такое? — знакомый диалог… И умирают со смеху, и острят напропалую: офицер докомандовался, пешка пошла на повышение, нормальные герои всегда идут в обход, некормленный конь — скотина… Играют!
Я на цыпочках, тихонько… И что вижу? Пол у нас на кухне был покрыт линолеумной плиткой, белой и коричневой, — его и приспособили вместо шахматной доски. А вместо фигур… Ни за что не догадаешься! — кивает Валентина Анне.
— Бутылки! — кричит счастливый Сережка. — Из-под пепси — это пешки. Пивные — офицеры. Молочные — турки. Бутыли из-под шампанского — кони.
— А водочные — конечно, король и королева! — заканчивает Валентина.
— И я тогда выиграл! — ловит руки матери Сережка. — Ты забыла что ли? Я тогда выиграл!