Чёрт красивый - страница 10

«Надо его перехватить? — думает промеж себя Кукушкина, — Уж слишком опасная эта Кирпичёва как конкурент; как говорится – на бога надейся, а сам не плошай».

Махнула Лизавета прямо через забор напрямки, и вот уже в сугробе валяется; последние метры до магазина ползком, а от порога уже на карачках, да так на коленках к прилавку и прыгнула.

— Привет Кирпичёва! — глядя с низу в верх, поздоровалась тогда с продавщицею Лизавета.

— Здравствуй Кукушкина… — узнала по голосу продавщица свою подругу, — Ты где?

— Да здесь я… у тебя под прилавком.

Перегнулась Кирпичёва через стол и точно – там сидит Лизавета – словно Снегурочка вся в снегу – морозом прихваченная.

— Что случилось? — спрашивает у неё продавщица.

— Человека ищу.

— Какого такого человека?

— Пушкина Александра Сергеевича.

— Это которого?

— 1799 года рождения… не видала?

— Чего? — широко разинула рот Кирпичёва.

— Он к тебе за бутылкой не заходил, спрашиваю?..

— Слушай Лизка! — Кирпичёва снова перегнулась через стол и строго посмотрела на отмороженную некоторым образом подружку, — Ты давай уже завязывай бухать то… Какой на хрен Пушкин, в нашей дыре?

— Ладно проехали, — махнула рукой Кукушкина, и так же на карачках выкатилась из магазина.

— Ты куда!.. Голая на мороз…— прокричала во след продавщица, и следом за ней, — Замёрзнешь дура!

И тоже на улицу выскочила; смотрит, а от Лизаветы уже и след простыл… Вернее только след и остался; а именно от босых ног её, повсюду – туда и обратно; вокруг скамейки, вокруг магазина, мимо калитки, и далее по дороге.

— Вот дура! — развела руками Кирпичёва, — Куда её понесло?..

А снег так и мело, снова запорошило дорожки, да с северной стороны дунуло; прихватило снежную кучу да по улице Космонавта Гагарина Алексея и разбросало – превратив в бучу.

________________________

* Порфирий Корнеевич Иванов – следуя своей идее здоровья и бессмертия, постепенно отказывался от одежды и обуви, пока не стал круглый год ходить босой, одетым только в семейные трусы. В зимнее время демонстрировал незаурядные возможности своего организма переносить любую стужу и мороз. В повседневной жизни практиковал обливания холодной водой, подолгу обходился без пищи и воды, успешно занимался целительством по своей системе, распространял своё учение. «Эксперимент» Иванова продолжался на протяжении долгих лет. В конце концов Порфирий Корнеевич отморозил ноги – от чего и помер.

Глава 7.

ПРО КОТА УЧЁНОГО.

А вечером, когда Лизавета с работы домой возвращалась, догнала её попутно Кирпичёва – видимо продавщица специально Кукушкину из магазина в окно выследила, и следом.

— Эй Лизка! — окликнула было она, — Ты чего это ко мне в обед голая забегала – что за цирк в магазине устроила?

— Да ладно… — махнула рукой Кукушкина, — не пытай ты меня подруга, всё равно ничего не скажу…

После таких слов, у продавщицы прямо что-то щёлкнуло изнутри, не хорошо стало – аж невмоготу; уж так сильно секрет тот разузнать захотелось, поэтому она решила разведкой из далека начать:

— Это какой тебе Пушкин потребовался? Не тот ли Шурик что с базы – пришибленный на всю голову?.. Так он вроде бы и не Пушкин вовсе…

— Да нет, я поэта искала…

— ?

— Александра Сергеевича.

— ?

— Ну, стихи он ещё писал раньше – про Кота учёного, про Попа, про Балду…

— Про балду?.. Послушай-ка, меня подруга, — недоверчиво глянула на Кукушкину продавщица, — ты давай заканчивай уже балду-то месить – а то совсем сопьёшься…

— Да причём здесь это… — расстроилась Лизавета, — Я про работника Балду тебе толкую.

— Какого ещё работника? — удивилась Кирпичёва, — Сергеевича что ли, того что с базы? Так он и не работник вовсе, так только прикидывается… Тем более что и не Сергеевич он вовсе, а обыкновенный Петрович.

— Да иди ты!.. — махнула рукой Лизавета.

Последующие полметра подруги прошли молча; Кукушкина совсем надулась – обиделась, а Кирпичёва ничего, даже подрумянилась, кое чего даже сумела выведать; Глянула она на Кукушкину, и снова начала разведкой: