Чертова коробочка - страница 12

Сейчас Наташа смотрела на него с ласковым и дружеским вниманием. Ей было интересно, что произошло, чего он добился, как съездил. Она любила его рассказы и ждала получаса полагавшегося ей удовольствия.

Сергей Алексеевич тоже хотел рассказать. Как же! Такие дела сделал. Он вздохнул, зажмурил глаза и начал свою историю. Картины происшедшего светились в памяти. Он видел яркий вестибюль гостиницы, где познакомился с Тони и прочими чудаками, склад, где многочисленность старых вещей наполнила воздух однородной бурой мглой, серьезное лицо Дэна, подписывавшего контракт. Решил, что начать надо с самого начала, с полета из Нью-Йорка, общения со смешным соседом. Он помнил все очень хорошо, увлекся и начал говорить, забыв обо всем вокруг.

Наташа слушала длинный бестолковый рассказ о пудинге и чипсах, слушала, как Сергей Алексеевич пытался пересказать сюжет телевизионного фильма, сбиваясь, путаясь и поддерживая движение слов унылыми подпорками вроде «значит», «ну вот», «короче». Ей стало в натуральном медицинском смысле плохо, она почувствовала, как похолодели пальцы, пошевелилась на стуле, пытаясь изменением позы тела обмануть происходящие события. Стул скрипнул. Сергей Алексеевич остановился и посмотрел на нее.

Чего пялится? Неинтересно слушать, не садись. Ему надоело рассказывать, он рассердился, тем более что и рассказ как-то не получался. Ему хотелось говорить о лондонских событиях, а язык лепил одну за другой подробности полета, припутал историю Моники Левински, музыку из наушников. Надоело. Он решил заняться делом.

— Ладно. Чего сидеть. Давай-ка принеси мне кассовые отчеты.

Наташа встала, принесла кучу сколотых скрепками бумаг. Это были ежедневные кассовые отчеты за последний месяц. Магазин работал уже шесть лет, и горы бухгалтерской отчетности занимали чуть не половину склада. Сергей стал смотреть, листать. Ему было скучно, проще было спросить у Наташи окончательные суммы, узнать о самых крупных продажах и покупках. Формы отчетности менялись по два раза в год, поэтому он в них не особенно разбирался, мало чего понимал, но хотел показать, что хозяин знает и понимает все. Он задал несколько вопросов, указал на одну ошибку. Наташа стала объяснять, он прервал: нечего спорить с шефом, на себя бы посмотрела. Стал листать дальше. Вдруг Наташа вскочила, прижала правую руку к носу и побежала из комнаты. На пороге она зацепилась за дверную ручку, ушиблась, не выдержала, и Сергей Алексеевич услышал звук плача, скоро исчезнувший за толстым дверным полотном.

Он остался один. Злость превратилась в обиду. Вот так. Вкалываешь, стараешься. Зарплату кто, между прочим, этой нервной дамочке платит? Где она еще восемьсот баксов в месяц заработает? И вот за все его труды вместо благодарности одни слезы да сопли. Чего она на него пялилась? Что в нем не так? Может, работа не устраивает? Слишком тяжело? Только скажи. Замена найдется, будьте любезны.

Сергей встал. Он хотел походить по комнате, но ходить было негде. По узкой дорожке между папками с гравюрами и прислоненными к столу большими иконами восемнадцатого века он подошел к окну. Подышал немного. Надо начинать новую жизнь. Так. Он достал из кармана Сенькину коробочку, которую захватил, чтобы спрятать в сейф. Стрелка стояла на шестидесяти. Он машинально, чтобы все было, как было, повернул ее назад, на сто.

Сергей Алексеевич сел на тот стул, с которого недавно убежала Наташа, положил коробочку на стол и минуту или две сидел, не шевелясь, с черным комом грязи в голове. Потом вскочил, подошел к стеллажу. Там была книга, которую он купил месяц назад, — «Апокрифические апокалипсисы». Он открыл, начал читать. Текст был очень корявым, путаным и сложным для восприятия. Раннесредневековые христианские теологи, глотнувшие сладкого, но болезнетворного сока гностицизма, мудрили так, что Сергей Алексеевич и в спокойные времена с трудом заставлял себя увлечься чтением подобных текстов. Сейчас, когда пальцы рук дрожали, сердце билось на двадцать ударов в минуту быстрее, чем надо, а в голове была какая-то каша с дырками, он вообще ничего не понимал. Все же напрягся, прочел пять строк, понял, что понимает, что может читать дальше, и положил книгу на стол.