Честнее смерти - страница 4

— Если вы ждете каких-то разоблачений или дополнительных улик, вы не туда пришли.

— Я вовсе этого не жду.

Он обмозговал мой ответ, потом пожал плечами.

— Право, не знаю, что и сказать. Разве что одно: Колли был хорошим работником. Делал все, что требовалось, без лишней суеты. Спокойный, выдержанный. Только, пожалуй, чересчур замкнутый. Но это, в конце концов, личное дело каждого.

— Вы знали о его темном прошлом?

— Знал. И все тут знали. И никто ему этого не поминал, ни разу. Да и хотел бы я посмотреть на того, кому бы вздумалось попрекнуть его. Я б такому первый голову открутил.

— Работа была ему по душе?

— Вполне, — сказал Хэрлин. — Ни разу от него не слыхал, чтобы он жаловался или брюзжал. Если, конечно, вы это имеете в виду.

— Никаких трений с другими рабочими?

— Абсолютно. Он отлично со всеми ладил. Хотя тут есть парни, которым палец в рот не клади, и за словом они в карман не полезут.

Из недр склада раздался пронзительный гудок. Откуда-то выехал ярко-желтый автопогрузчик с громадной гроздью унитазов. Мы отступили, давая ему дорогу.

Я спросил Хэрлина:

— Что вы думаете о происшедшем?

— До сих пор не могу в это поверить, — ответил он. — И любой здесь скажет вам то же. Просто нелепость какая-то!

Я машинально кивнул.

— Послушайте, — вдруг сказал он, и глаза его оживились. — Есть ли, интересно, хоть какой-нибудь хилый шанс, ну, хоть полшанса, что Бэбкок не делал всего этого, в чем его хотят обвинить?.. О, только не надо повторять мне, что там писали эти паршивые газеты. Нужно ведь совершенно выжить из ума, чтобы верить нм хотя бы на грош.

— И все-таки пока еще нельзя сказать, что это не　могло случиться, мистер Хэрлин, — ответил я ему.

— Что ж, рад был помочь, — сказал старик. — Заходите еще, если надо.

Я провел с полчаса в Публичной библиотеке, перелистывая недавние подшивки «Кроникл» и «Икзэминер». Ограбления в Глен-Парке начались полтора месяца назад. До сих пор я интересовался ими не более чем другими событиями подобного рода, а их в городе вроде нашего хоть отбавляй.

После этого я вернулся к себе в офис и позвонил Люсиль Бэбкок.

— Полиция только что ушла, — сообщила она. — У них был ордер на обыск.

— Они что-нибудь нашли?

— Нечего было находить.

— Что они сказали?

— Они задали море вопросов. Интересовались банковским счетом. Сбережениями. В общем, всякими богатствами, припрятанными в чулке. Были крайне разочарованы.

— Ты полностью удовлетворила их любознательность?

— Разумеется.

— Вот и отлично, — сказал я и отчитался перед ней за все, что делал с утра.

— Вот видишь, — сказала она. — Не только я. Никто!

— Кроме полиции. Такая, знаешь ли, мелочь, — сказал я как можно мягче.

— Кроме полиции, — повторила она, но в голосе ее не было ненависти.

Я долго еще сидел с телефонной трубкой в руке. Я молчал, и Люсиль, умница, тоже молчала. Потом я сказал ей, что буду звонить еще, и повесил трубку. Моя ладонь была вся мокрая от пота.

Я вытащил из пачки сигарету, но как назло куда-то запропастились спички. Я принялся искать их по всем ящикам своего стола, и в конце концов бросил сигарету, так и не закурив.

Я протянул руку к телефону, и вдруг он зазвонил. Я поднял трубку. Звонил Эберхардт.

— Как раз собирался звонить вам, — сказал я.

— А я безуспешно дозваниваюсь до вас уже битых два часа, — прогудел он.

— У вас для меня что-то новое?

— Будто вы не знаете.

— О’кэй, — сказал я. — Где вы сейчас?

— Дома.

— Можно вас навестить?

— Если только в ближайшие полчаса, — ответил он крайне сурово. — Потом я ложусь дрыхнуть, и пусть все летит к чертовой матери. На ночь моя старуха имеет обыкновение задраивать все двери и окна наглухо и отключает телефон.

— Через двадцать минут, — сказал я и повесил трубку.

Эберхардт жил в Колингвуде, у подножия Твин-Пикс. Только лихач вроде меня мог пообещать оказаться там через двадцать минут. Тем более — выполнить обещание…

Домик у инспектора был маленький, белый и, вопреки ожиданиям, весьма миловидный. Гладко оштукатуренный, с аккуратным газоном и ровнехонько высаженными цветочками в палисаднике. Впрочем, я сразу подумал, что, если знать Эберхардта поближе, все это вполне вязалось с образом честного трудяги, каким он, вне сомнения, был. Думаю, он и сам понимал это и черпал в этом неистощимое удовольствие.