Четверо легендарных - страница 18

12 февраля 1922 года народноармейцы штурмом овладеют «Дальневосточным Перекопом» — Волочаевкой.

По всей Советской стране и далеко за ее пределы разлетится молва о «волочаевских днях». Стоит произнести два эти слова — и перед глазами встанет подернутая туманом сопка, цепи красных бойцов и их главком, трое суток не покидающий заснеженных позиций.

Но все это будет потом.

А пока полки народноармейцев подтягивались к площади перед школой.

Бойцы шли не очень-то охотно. Им было непонятно, зачем понадобилось перед самым главным сражением смотр проводить! Некоторые даже возмущались: «Тут драться надо, а не парады устраивать!»

Но едва полки вступали на площадь или даже только подходили к ней, что-то менялось в настроении бойцов. Этого нельзя было не заметить. Словно повинуясь чьему-то неслышимому приказу, выравнивался строй, распрямлялись плечи, четче становился шаг, руки крепче сжимали винтовки.

Армия формировалась из частей, прибывших из Забайкалья, из-под Читы, из партизанских соединений. Каждый боец с нетерпением ждал дня решительного наступления. Но никто не представлял, частичкой какой огромной силы является он. И вот сейчас впервые увидели бойцы, что к штурму готовились не отдельные группы, а слаженная, монолитная армия.

Это наполняло гордостью сердца бойцов, вселяло уверенность в победе.

Поэтому и менялось настроение бойцов, загорались глаза, дышали воодушевлением лица, энергичным и твердым становился шаг. «Вот она какая — наша армия! — думалось каждому. — Так неужто не добудем победу?! Как бы ни был силен враг — одолеем! Какие бы ни выпали испытания — выдержим!»

Теперь уже не только Постышеву — всем был ясен замысел главкома, все понимали, почему он так настаивал на проведении парада. Это было необходимым завершением подготовки к наступлению, укреплением единства рожденной в трудах и заботах армии, боевого духа ее бойцов.

Блюхер с наскоро сколоченной дощатой трибуны произнес речь.

Дружное «ура» прокатилось по площади. Но это было не только ответом на речь главкома. Бойцы приветствовали свою армию, силу которой по-настоящему оценили только сейчас.

По площади, чеканя шаг, шли колонны народноармейцев, и яркое солнце играло на гранях штыков.

Бушуй, свирепствуй, грозная стихия,

Рычи, свисти, рви паруса тугие,

В боренье яростном валы вздымай.

Мы доплывем, увидим счастья край)

Я. Райнис

День начался обычно:

— Фабрициус, на допрос!

Но сегодня заключенный не появился в дверях, смотря сверху вниз на стражников, словно решая, выполнять их распоряжение или нет. Он лежал на груде тряпья, стиснув от боли зубы, Будто откуда-то издалека донеслись голоса стражников:

— Пойти доложить…

— Приказано доставить в любом случае…

Очнулся заключенный, когда его укладывали на носилки.

«Ну и отделали тебя, Ян, — думал он. — Ну и отделали. Подняться и то невмоготу».

Потом Фабрициус подумал, что правильно сделал, настояв на своем, — провести маевку следовало именно ему. Не всякий бы выдержал такое — пригодились его выносливость и сила. Впрочем, это не раз выручало. Бывало, выйдет хозяин или приказчик, посмотрит на толпу нанимающихся, и уже слышится: «Эй, усач! Ты подходишь». За какую только работу он не брался: и сено косил, и корабли разгружал, и молотом орудовал. Правда, подолгу нигде не удерживался. Не по вкусу приходился хозяевам характер работника. Уж очень непокладист. И грубого слова ему не скажи и рассчитай, как положено. Добро бы еще свои интересы защищал, а то и за других вступается.

И снова странствия в поисках работы — кажется, всю Латвию вдоль и поперек исходил…

А что было вчера, до того, как Ян потерял сознание? Не проронил ли он какое-нибудь неосторожное слово? Что отвечал на вопросы этого остроносого улыбающегося следователя?

Впрочем, вчера следователь уже не улыбался, не смотрел глазами, полными напускной заботы о «заблудшей овце», которую надо слегка пожурить, направить на путь истинный. То было лишь в начале их «знакомства». В ту пору следователь ласково улыбался: «Не волнуйтесь, все еще можно исправить — в конце концов вам всего 26 лет». И сокрушенно вздыхал: «Получили образование и вдруг заделались бунтарем, ниспровергателем строя!»