Четверо легендарных - страница 20

— Я действовал один.

И тут следователь не выдержал.

— Вы хотите оправдать свою кличку «Железный Мартын»? — крикнул он, задыхаясь от гнева. — Но мы и не такое железо превращали в порошок. Имейте это в виду!

Следователь кричал, а у Яна будто камень с плеч свалился. Если злится — значит ничего не знает. Зато Ян знал твердо теперь: «осведомленность» следователя была лишь уловкой, рассчитанной на то, что нервы заключенного не выдержат, что будет сломлена его воля. Но этого следователь не дождется. Пусть снова бьют, пытают — Ян будет молчать!

В феврале 1904 года Ян Фабрициус — член объединенной прибалтийской латышской социал-демократической организации — предстал перед рижским окружным судом. Он был приговорен к четырем годам каторжной тюрьмы. Судили его одного. Слушая приговор, Фабрициус думал о том, что организация жива, набирает силу, борется, и чувствовал себя участником этой борьбы.

Лыжи по свежевыпавшему снегу скользили удивительно легко. Ян шел размашистым, широким шагом, не чувствуя усталости, лишь изредка останавливаясь, чтобы полюбоваться притихшей заснеженной тайгой.

Вчера была пурга — пришлось отсиживаться в якутском улусе, а сегодня ничто не напоминало о ненастье.

Ян привык к дальним дорогам.

Под кандальный звон прошел он тяжелый каторжный путь от острога к острогу по бескрайнему Сибирскому тракту. Серая куртка, уродливая шапка-каторжанка… Казалось, никогда не удастся избавиться от них. Но настал день, когда Яну Фрицевичу Фабрициусу «милостиво» разрешили «проживать всюду, но отнюдь не ближе Иркутска». А попросту: после отбытия каторги — вечная ссылка на поселение.

Фабрициус решил заняться охотничьим промыслом. Обзавелся двустволкой, подобающей здешним местам одеждой, встал на лыжи и пошел бродить по сибирским просторам от селения к селению, Во многих из них жили ссыльные большевики. И Фабрициус частенько навещал их.

Вот и сегодня он держал путь к одному из ссыльных — товарищу Василию. И когда вдали показались дымки, прибавил ходу, радуясь, что засветло добрался до места.

Но едва Ян вошел в избу, где жил ссыльный большевик Василий, радость сменилась тревогой: в крохотной комнатенке ссыльного сидели староста и еще два каких-то незнакомых человека. Ян и без предупреждающего взгляда Василия понял: надо быть настороже. Но что произошло, что привело сюда эту «троицу»?

Впрочем, долго гадать не пришлось — староста впился маленькими хитрыми глазками в заплечный мешок Яна:

— Туго набил. Наверно, много гостинцев для своего друга привез?

«Вот откуда ветер дует!» — подумал Ян и, словно не слыша вопроса старосты, стал не спеша раздеваться.

— Можешь не отвечать, — продолжал староста, — только я и так знаю, недозволенными вещами занимаешься.

— Да ну! — удивился Ян. — Неужто охота не дозволена?

— Будто не понимаешь, о чем речь! — хихикнул староста. — Про книжечки разные, про газетки!

— Да! — протянул Фабрициус и тоже посмотрел на свой мешок. — Ну что ж, — сказал он, помолчав, — видно, уж ничего не поделаешь.

— Ясно, чего уж теперь, — улыбался староста, обрадованный покладистостью Яна. И принялся выпытывать: — Значит, прихватил-таки с собой гостинец? Прихватил, а?

— Чего уж тут скрывать! — Ян вздохнул и отодвинул от себя мешок, не то чтоб не мешался под ногами, не то чтоб оказался поближе к старосте.

Староста не сразу нашелся что сказать.

— Ты мне… предлагаешь мешок осмотреть? — наконец спросил он.

Ян безнадежно махнул рукой и, вздохнув, отвернулся: мне, мол, теперь уже все равно.

Староста переглянулся с незнакомцами: он не знал, как поступить. Придя сюда, староста рассчитывал лишь каким-то образом подтвердить дошедшие до него слухи. И вдруг такой случай подвернулся…

Конечно, поселенец не арестованный и обыскивать его староста не имеет права. Тем более что и живет-то поселенец в другой деревне. Но представить по начальству запрещенную литературу, которую доставляет поселенец, куда заманчивей, чем рассказать о своих, пусть даже подтвержденных, подозрениях. За это, пожалуй, и награду можно получить.

И староста решился.

Он кивнул незнакомцам — мешок был мигом развязан, все вещи вывалены на стол. Староста перебрал их одну за другой и, к удивлению, ничего предосудительного не обнаружил. Но ведь «гостинцы» могли быть не только в мешке.