Данте. Преступление света - страница 17

А может, смерть уже ждала кого-то на постоялом дворе, спрятав пустые глазницы своего черепа под кожей лица одного из постояльцев, и поспешила нанести свой удар на вершине башни с такой же жестокостью, с какой свирепствовала на борту галеры с мертвой командой…

Солнце клонилось к закату. Фасады домов порозовели. Добравшись почти до самой церкви Орсанмикеле, Данте решил было пойти мимо башни Кастанья и домов рода Черки. Там он мог перекинуться хотя бы парой слов с родственниками, жившими на этой же улице. Впрочем, увидев, что тень солнечных часов на одной из лоджий уже клонится к семи часам, поэт передумал. До мастерской мастера Альберто было еще далеко, а тот скоро заканчивал работу.

Углубившись в лабиринт улочек за развалинами римского Колизея, Данте пошел мимо кособоких каменных домиков и деревянных лачуг, в которых жили и трудились большинство флорентийских ремесленников. На юге у самого берега Арно высились бараки, в которых красильщики сушили ткани. За ними виднелись привязанные к берегу огромные баржи с водяными колесами, приводившими в движение машины, чесавшие шерсть. Наконец Данте пробрался между лотками котельщиков. Улица стала немного шире. Данте обошел развалины римской арки и увидел перед собой невысокую стену, сложенную из ее камней. За стеной был дворик дома мастера Альберто из Ломбардии.

Недалеко от стены сгрудилась небольшая толпа. Мужчины и женщины на что-то смотрели, кричали и смеялись. Полагая, что увидит скомороха в пестрых лохмотьях, Данте изготовился прогнать его прочь и протолкался сквозь толпу.

Глазам поэта предстало неожиданное зрелище. К угловому столбу прикреплены были колодки, сжимавшие запястья и шею какого-то мужчины в крестьянских одеждах, громким голосом сетовавшего на судьбу. Ему вторило улюлюканье зевак, не забывавших кидать в него камнями и нечистотами, подобранными у себя под ногами.

Данте хотел было пройти мимо, но его явно узнали. В толпе зашептались. Крики смолкли, и поэту стали хорошо слышны причитания человека в колодках, пересыпавшего свои жалобы латынью.

Невольно заинтересовавшись, Данте остановился.

— Чего ты воешь, мошенник? За что тебя сюда посадили? — спросил он и присел, чтобы заглянуть в глаза человеку в колодках, но тот упорно не отрывал глаз от земли. Тогда поэт схватил его за редкие волосы и насильно поднял голову.

Человек захрипел от боли и изогнул шею вверх. Его лицо было в синяках. Один глаз заплыл от удара камнем, но второй злобно сверкал.

— Мессир! Клянусь, что своим нынешним позором обязан лишь quaestio irresoluta — прискорбному взаимному непониманию! — пробормотал человек в колодках.

— Выходит, стража притащила тебя сюда прямо с философского диспута? — спросил поэт, отпустив волосы несчастного.

— Именно так, мессир! По вашей обуви я вижу, что вы — человек почтенный и ученый, — ответил человек в колодках, снова уставившись в землю. — Вот вы-то сразу поймете, что я невиновен!

— Кто ж не знает, что в тюрьмах и преисподней — одни невиновные?! — с сарказмом заметил поэт.

— Услышав повесть о моих несчастьях, вы не сможете со мной не согласиться… Все началось с того, что я захотел расширить маленький виноградник моих родителей и приобрести соседнюю с ним землю. Мы договорились с соседом, что я получу его землю на расстоянии тридцати шагов, и я заручился его разрешением отмерить эти шаги самолично.

— Ну и что?

— Ну и то, что я отмерил ровно тридцать шагов, а меня обвинили в мошенничестве. И вот я здесь!

— Почему же? Мне кажется, ты все сделал, как вы договорились.

Внезапно человек в колодках рассмеялся так звонко и насмешливо, словно разгуливал на свободе.

— Я как следует разбежался и как запрыгал! Как запрыгал! Я прыгнул целых тридцать раз. А этот чурбан, мой сосед, вместо того чтобы подивиться моей находчивости, подал на меня в суд!

Данте тоже невольно рассмеялся:

— Да уж! Вы явно друг друга не поняли. Твоему соседу надо было подумать, что у такого находчивого, как ты, тридцать шагов превратятся в сто!

Человек в колодках оживился:

— Вы за меня заступитесь?

— Нет. Ведь ты же философ, так и принимай случившееся с философским спокойствием. Сейчас тебе набьют еще шишек, а завтра ты пойдешь домой!