День милосердия - страница 15

Он поднял глаза на нее, они были тоскливые, влажные, робкие. Кира догадалась, что он хочет сказать что-то важное, хочет, колеблется, не может и страдает. Все это было в его глазах — лицо при этом оставалось вялым и неподвижным.

— Ну, что же ты? — спросила она.

Петр промычал что-то, повернулся и, уронив стул, быстро вышел. Кира опустилась на табурет перед мольбертом — с листа бумаги на нес смотрел Петр, но совсем другой, не тот, который только что выскочил из комнаты. Кира отколола лист и, сложив его вчетверо, медленно разорвала на мелкие части.

Петр ночевал на кухне, подстелив полушубок и телогрейку. Утром, едва он ушел в гараж, Ольга сбегала в столовую, где раньше работала, вернулась с двумя подружками. Они помогли увязать вещи: кое-что из одежды, одеяло, подушку. Кирины подарки — брошь из янтаря, капроновые чулки и флакон духов — Ольга демонстративно выложила на кухонный стол, дескать, вот, не тронуто, не ношено, подавитесь вашими подарками.

Вспомнила про обручальное кольцо — дергала, дергала — не снимается, словно въелось в палец. Кинулась к умывальнику, намылила — кое-как сошло, чуть не с кожей. Положила возле Кириных подарков и вдруг рухнула на табурет, упала грудью на стол и заголосила.

Подружки тоже захлюпали носами, начали отговаривать: «Ну куда ты с двумя, третий под сердцем? Куда из такого дома, от верного мужика? Останься, дура, перемелется». Говорили, говорили, а она все каталась головой по столу и всхлипывала. Потом затихла, поднялась, раскосмаченная, в слезах, опухшая, и тихо, как бы про себя, сказала: «Нет, девочки, не останусь я. Раньше все равно было, осталась бы, а теперь нет. К матери поеду».

«Да дура ты — деньги лишние, мотаться туда-сюда? Поживи у нас недельку-другую, погляди за ним со стороны. Придет твой мужик, вот увидишь, придет». Ольга покачала головой, но в лице у нее уже не было прежней решимости. «Придет ли, девочки?» — спросила она. «Придет, придет. Прибежит! В ножки упадет, умолять будет, чтоб вернулась. Вот тут-то и начнется твое царствие: все, что потребуешь, сделает». — «А че требовать-то? Шелки-наряды, че ли? Душу же не стребуешь!» — «А ты не пробовала. Только-только начала разбираться, что к чему, и бежать. Страдать больно, а ты перестрадай да и его заставь пострадать. Вот тогда и получишь душу-то». — «Ох, девочки, выйдет ли?» — «Кольцо возьми, не разбрасывайся».

Ольга задумалась. Покусывая губы, прошлась по нетопленой кухне, встала перед столом. Нашарила кольцо, надела на палец.

Втроем молча быстро уложили последние тряпки, какие были развешаны по стульям, закутали детишек и пошли.

Кира вернулась, как обычно, поздно. На кухне сидел Петр. На столе перед ним стояли две бутылки — одна пустая, другая начатая, огурцы, хлеб и капуста. Он сидел боком к столу, наклонившись головой вперед, и смотрел исподлобья — неподвижным, страшным взглядом. Глаза его разошлись в стороны и как бы застыли. Кира замерла от страха — ей показалось, будто он мертв, окоченел в этой неестественной позе.

— Петр! — крикнула Кира.

Он пошевелился, глаза ожили, увидели Киру, он хлопнул ладонью по столу.

Кира заглянула в спальню — там все было переворочено, ящики комода выдвинуты, на полу валялись обрывки газет, какие-то тряпки, лоскуты, клочья ваты. В изголовьях двуспальной кровати, занимавшей полкомнаты, стояли две детские кроватки: металлическая с сеткой и деревянная качалка. В темном углу причудливым чудовищем чернел фикус в кадке — на дяди Гошином сундучке.

— Где Ольга? — строго спросила Кира. — Слышишь?

— А ну ее… Пусть… — промычал Петр. — Думает, мы с тобой крутим… Дура! Я к тебе не лезу — так? Ты живи, занимайся своим делом… А Ольгу не бойся. Скажу ей — поймет.

— Ложился бы спать, Петр, — сказала Кира и показала на часы. — Ночь уже. С утра пораньше иди за Ольгой. Знаешь, где она?

Петр сморщился, махнул рукой:

— Тут, у Таньки или Соньки — где ж ей еще быть?.. Меня-то еще будешь рисовать? А то я могу и посидеть…

— Ты пьян, Петр, а я устала. Извини, спокойной ночи!

Кира ушла в свою комнату, закрылась на ключ. До глубокой ночи Петр топтался под дверью, мычал, скребся, тихо постукивал. И слышалось: «Кира… Кира… Кира…» До глубокой ночи Кира торопливо собирала и укладывала вещи. Когда за дверью затихло, она прилегла, не раздеваясь поспала пару часов.