День милосердия - страница 36

стр.

Без сожаления уволился он с завода и, взяв с собой белье да пару лучших клеток, не мешкая, переселился на подстанцию, в пустую и холодную половину дома.

Сосед-напарник, Тарас Матвеевич Ефименко, да и жена его Марья Григорьевна приняли его переезд с открытым сердцем и радовались как родному: предлагали брать из погреба картошку, приглашали к обеду, пытались зазывать на чай, но Федор от всех этих знаков добрососедства вежливо отказывался и в свободные дни, когда на подстанции не было никаких работ, тихо возился со своими клетками, ловил птиц или уходил к Ангаре, на полюбившееся местечко — на каменный уступчик, скрытый густым ольшаником, и лежал там, в тени, как раненый зверь, залечивая себя тишиной и покоем.

И правда, то ли от здорового лесного воздуха, то ли от спокойной, по сравнению с заводом, работы, а может, от этого сурового речного раздолья, что открывалось с потайного уступа, но, так или иначе, довольно скоро прошел у него кашель и все реже возвращалась одышка.

Примерно через месяц после того, как он переселился на Лесную, пришло из города казенное письмо, в котором объявлялось о решении снести его хибару, как попавшую в зону намечаемого строительства новой большой гостиницы. Предписывалось в трехдневный срок явиться для составления акта оценочной комиссии, если домовладелец не претендует на получение соответствующей жилплощади из фонда райжилотдела. Если же претендует, то должен явиться в райжилотдел с соответствующим заявлением. Прочитав это отпечатанное на папиросной бумаге постановление, Федор снова вдруг, как после аварии, ощутил приступ удушья. В груди опять заломило, и он ушел на спасительный камень, решив никак не отзываться на строгую бумагу. Потом, через год, он заглянул на свою улицу — на месте целого квартала зиял огромный котлован.

У Тараса Матвеевича жили в городе две дочери, Ольга и Таисия. Старшая, Ольга, работала бухгалтером и была замужем за Юрием, шофером плодоовощной базы. Таисия, или попросту Тося, училась в техникуме совторговли, но часто болела и все никак не могла его окончить. Лето она обычно проводила с родителями на подстанции, вместе с двумя Ольгиными детьми. Тут им было хорошо, как на даче. Юрий приезжал почти каждый вечер, привозил продукты и свежее молоко.

Дома у Ефименков велось немало разговоров про загадочного молчальника, хмурого Федора Пигарева. Сам старик считал, что как бы там ни было, а нечего лезть в душу к человеку, коли он не хочет. «Нехай его, не займайте», — все повторял Тарас Матвеевич. Но Марья Григорьевна, страсть как любопытная и бойкая старуха, все подзуживала то мужа, то зятя прознать, «що ж то за хлопець там поселився, наче вовкулак який».

Тося сначала помалкивала, но потом вдруг с неожиданной решимостью заявила, что никакой он не «вовкулак», а очень добрый и через доброту свою несчастный.

Тося оживала прямо на глазах, да и Федор заметно переменился: уже не ходил молчком и не смотрел, как прежде, исподлобья, а посветлел, стал приветливее, живее.

В первый же год после женитьбы Тося родила мальчика, его назвали в честь деда Тарасом, и Федор стал для стариков серьезным и достойным уважения. Рождение второго и третьего ребенка наполнили до краев заботами жизнь на Лесной. С утра до позднего вечера слышались зычные крики озабоченной бабушки, шариком катавшейся из одной половины дома в другую, плач и вяканье младенцев, звон посуды, пение птиц в лесу и в клетках, бодрые звуки радио.

В суете и сутолоке вокруг детишек и по хозяйству проходили день за днем, месяц за месяцем. Незаметно пролетело три года. Тарас Матвеевич вышел на пенсию и уехал вместе с женой на родную Полтавщину, в село, где жил его брат. Вслед за ним потянулись и Ольга с Юрием. В пустую половину дома вскоре вселились новые соседи — Иван и Галина Кухтенковы, молодые, спокойные, деловитые.

4

Уже давно Федор не мог есть ничего твердого и густого, глотал только бульон, сырые яйца да пил молоко. Все остальное не шло в него, выбрасывалось обратно. Врачи сказали, на нервной почве, со временем, дескать, пройдет, но чем дальше, тем становилось все хуже и хуже. За ужином из всего, что приготовила Тося, внутрь прошло только одно яйцо да несколько глотков молока — выпил и враз как бы что-то заклинило. Может, действительно на нервной почве: бессонница, мысли… Да и вообще, разве спокойная у него жизнь? Все время то одно, то другое…