Деревянные пятачки - страница 70

— У меня больше вопросов нет, — сказала защитник и откинулась на спинку стула. В зале было душновато.

— Разрешите мне, — сказала прокурор и внимательно посмотрела на Авилову, — скажите, вы дома держали бензин или керосин?

— Нет, в дому не было.

— А где хранили?

— Во дворе держали немного керосина, на случай если погаснет электричество. А бензин Коля хранил за баней, в канистре.

— Скажите, в каком месте находился во дворе керосин? — быстро спросила прокурор.

— За дровами.

— В чем он был?

— В банке.

— У меня вопрос к подсудимому. Скажите, Авилов, вы знали, где находится керосин?

— Знал.

— Вы настаиваете, что от головешки произошел пожар?

— Да... настаиваю.

— У меня вопрос к свидетельнице. Скажите, чтобы достать банку с керосином, надо было выбегать на улицу? Или можно через сенцы выйти во двор?

— Можно и через сенцы, — нерешительно ответила Екатерина Авилова.

— У меня больше вопросов нет, — сказала прокурор и что-то записала.

— Во стригет! — громко сказал сидевший в зале старик Морков. Милиционер строго взглянул на него и укоризненно покачал головой. Морков сделал вид, будто это и не он говорил.

— У вас есть вопросы к свидетельнице? — спросила судья у Авилова.

Авилов долгим, печальным взглядом посмотрел на жену и не судье, а ей сказал:

— Нету меня вопросов.

— Садитесь, — сказала судья.

Но Авилов продолжал стоять, вглядываясь в лицо жены. За то время, что он просидел в тюрьме, она два раза навещала его, но то ли сумрачен там был свет, то ли ему было только до себя, но он не замечал той перемены, которая так резко бросилась ему в глаза сейчас. Перед ним стояла не та Катя, какую он привык видеть каждый день, с большими, ясными глазами и веселым ртом, — старуха стояла перед ним, с опущенными углами губ, с тусклым взглядом, и даже брови вразлет были вытянуты в одну ломаную черту. Авилов прерывисто вздохнул и отвернулся.

— Попросите свидетеля Зимина, — сказала судья.

Милиционер с готовностью бодро вскочил, прошагал к дверям и молодцевато крикнул:

— Зимин!

Вошел Сергуня. Он бросил настороженный взгляд на мать, на отчима, но ничего не уловил для себя и встревоженно поглядел на судью.

— Вы должны говорить только правду, — сказала ему судья. — За ложные показания будете привлечены к уголовной ответственности. Идите, распишитесь, что будете говорить только правду!

Секретарь суда деловито придвинула на край стола лист бумаги, и Сергуня нерешительно расписался. Нерешительно потому, что боялся говорить правду. Не скажи он тогда отчиму тех обидных слов, ничего бы и не было — ни пожара, ни суда. Так что вина его есть. А коли есть, то кто знает, как может обернуться суд. И не получится ли так, что и он вместе с отчимом окажется на скамье подсудимых? Поэтому, когда судья попросила его рассказать, из-за чего произошла у него с отчимом ссора, Сергуня, прежде чем произнести слово, так его обдумывал, так медлил, что судья не раз как бы подталкивала его, заставляя все рассказать, что он знал.

— Мотоцикл не дал он мне, а я хотел бабушку проведать, — сказал он и замолчал.

— Ну не дал, что же дальше?

— Я обозвал его жадным.

— Ну, ну, дальше... Обозвал жадным. Дальше что?

— Он стал ломать мотоцикл. — И опять замолчал.

— Зачем же он стал ломать?

— Не знаю...

— Ну, а что дальше?

— А потом он убежал в дом и поджег его...

— Зачем же он поджег?

— Не знаю...

— Ну, как же так — ни с того ни с сего взял да сжег дом. Наверно, какая-нибудь причина была?

— Не знаю...

— Ну, что ж, не знаешь так не знаешь... У сторон вопросы будут?

— Да, — сказала защитник. — Скажите, свидетель, вы говорили отчиму о том, что он жадный, когда он не дал вам мотоциклет?

— Сказал, — не сразу ответил Сергуня, хотя отлично помнил, что говорил, и сознался только потому, что надо было говорить правду.

— Так разве вам не понятно, что вы обидели его, заподозрив в жадности? Он жалел что-нибудь для вас? Были такие случаи?

— Нет...

— Скажите, говорили вы отчиму о том, что он живет в чужом доме, что камни в этом доме и те для него чужие?

Сергуня встревоженно посмотрел на мать, но мать сидела опустив голову, посмотрел на отчима, но тот не обернулся, поглядел на судью и увидел пристально смотрящие, ждущие от него ответа глаза.