Десять встреч с мужеством - страница 6
Уговоры, отговоры не помогли. Он требовал устроить ему экзамен.
Члены Реввоенсовета нехотя уступили.
В назначенный день они собрались. Но было только Лапина.
— Где же наш герой? Или струсил? — посмеивались командиры.
Неожиданно дверь распахнулась — появился Лапин. Френч на нем был отутюжен, сапоги начищены до блеска. Он шел без костылей, опираясь на изящную трость. «Все продумал до мелочей, — сразу отметил Тухачевский. — А сияет-то как! Думает надуть старых служак». Но тут же он погасил улыбку. Ему стало не по себе. Так бывает в цирке, когда выступают с опасным номером акробаты. Видишь их мастерство и в то же время понимаешь: одно неверное движение — произойдет непоправимое…
Лапин молодцевато промаршировал. Потом стал приседать. Небрежным жестом поставил в угол трость — попытался сделать пробежку. Оглядел присутствующих и, решив, что начальство еще колеблется, пустился в пляс.
Но Тухачевский видел, как вдруг покрылся испариной лоб у Альберта, как побагровела шея.
— Хватит, Лапин! — не выдержал командарм. И, передохнув, сказал уже своим обычным голосом: — Я думаю, все ясно. Экзамен выдержан.
В тот день Лапин не помнил, как добрался до своей двери. А проснувшись утром, понял — перестарался. Ноги распухли, их никак не удавалось втиснуть в сапоги. Каждое движение стоило адских усилий. И все же он пересилил себя. Взял трость и направился к штабу. Там его ждала новость — приказ о назначении начальником 30-й стрелковой дивизии…
Под ударами Красной Армии колчаковские войска откатывались в глубь Сибири. Но сил у врага было еще много, он упорно огрызался.
Стоял декабрь 1919 года, по-сибирски морозный, студеный, 30-я дивизия, преследуя противника, вырвалась далеко вперед — на западный берег Оби. Остальные части 5-й армии отстали на сотни километров. Дивизия оказалась одна против крупных сил врага. Их численность, не говоря уже о вооружении, намного превосходила силы красных. Колчаковцы почувствовали, что какое-то время смогут отдышаться, привести в порядок свои части.
Лапин обсуждал с начальником штаба Богомяковым создавшееся положение, когда вошел дежурный.
— Товарищ командир, — доложил он, — разведка сообщает: беляки спешно возводят укрепления. Во многих местах замечено, как они роют в глубоком снегу окопы, поливают брустверы водой.
— Вот, Степан Николаевич, — продолжая разговор, сказал Лапин, — пока мы стоим да ждем, враг возводит ледяные бастионы.
— Но поймите, Альберт Янович, у нас же приказ: приостановить наступление до подхода основных сил армии.
Так-то оно так. Но ведь сколько потом лишней крови наших бойцов прольется…
Начштаба согласился.
— А что, если предпринять такой маневр. — Начдив развернул карту. Взял карандаш.
— Прекрасно. Но ведь приказ же…
— А люди! Или наши красноармейцы дешевле циркуляров?!
Начштаба задумался. Лапин взглянул ему в глаза. Он уважал Богомякова, ценил его дельные советы. Старый, опытный военный, прошедший службу в царской армии, а потом перешедший на сторону народа, он отлично разбирался в обстановке. Но приказы для него были святым законом. Начдив тоже, конечно, знал, для чего издаются приказы. И все-таки в данном случае был убежден в своей правоте.
— Не тужите, Степан Николаевич, — улыбнулся Лапин. — Ответственность беру целиком на себя. — I! добавил уже твердо: — Ну, решено.
На другой день Лапин повел дивизию. Гладко выбритый, подтянутый, словно и не было бессонной ночи, он молодцевато держался в седле. Его вид подбадривал бойцов. «Как на парад собрался», — пошутил кто-то из них. Эта фраза пошла по рядам. Заслышав ее, адъютант начдива только вздохнул: «Эх вы!..» Не мог же он в самом деле рассказать всем про «маскарад», в котором рано утром принимал участие: крепко-накрепко привязывал начдива ремнями к седлу, чтобы тот держался на коне, а потом помогал ему надеть длиннополую шинель, скрывшую предательские ремни. Когда «маскарад» был закончен, начдив заговорщицки подмигнул адъютанту: «Только молчи. Никому ни слова!»
…Несмотря на мороз и глубокий снег, дивизия безостановочно продвигалась вперед. Бойцы шли третий день без ночевок. И только когда вдали замигала огнями станция Ояш, командир дал знак передохнуть.