Дети с улицы Мапу - страница 5

— Зачем? Для него шьет жена, — возражает Давид.

— А если он некрасивый и у него нет жены?

— Тогда… тогда…, — ищет ответа Давид. — У каждого парня — своя жена. У некрасивого — некрасивая жена.

— Я пошла печь, — вспоминает Ривкеле и бегом поднимается по лестнице.

— А пирожные будут? — кричит ей вслед Этеле.

— Будут.

— И конфеты?

— И конфеты. А подарки приготовили?

— Некрасиво просить подарки, — поучает ее Шуля.

Ривкеле останавливается, пораженная, в дверях квартиры. Комнаты полны пакетов, мешков и чемоданов. Родители возятся, развязывают, завязывают, вытаскивают из одного пакета и суют в другой.

— Закрой дверь и не вертись тут, — кричит мать.

— Мама, я пришла печь пирог.

— Какой пирог? Что ты мне морочишь голову?

— Мамочка, сегодня ведь мой день рождения.

— Да. Отстань от меня. Нет у меня сейчас времени.

— Мамочка, ты обещала мне, что сегодня я сама испеку пирог.

— Никакого пирога печь не будешь, слышишь? Ты что, не понимаешь? В одиннадцать лет девочка уже должна понимать положение, — сердится отец.

— Я… я… хочу что-нибудь сделать, — отвечает Ривкеле и плачет.

— Что ты кричишь на девочку, Меир? Она ж не виновата, что началась эта проклятая война.

— А что я сказал? Ничего такого, — оправдывается отец.

Мать дает Ривкеле полную пригоршню конфет, медовых пряников и выпроваживает ее.

— Мамочка, я не хочу конфет, — дрожащим голосом шепчет Ривкеле, — я хочу день рождения.

— Иди, дочка, иди… День рождения отпразднуем, когда тихо будет, после войны, если живы будем. Мы очень заняты. Нужно спасти часть товара, чтобы не все забрали.

Ривкеле еще не понимает, что происходит. Она видит, что родители торопливо наполняют мешки, подтаскивают их к открытой дверце погреба, и отец спускает их вниз. Отец утирает пот, мать тяжело дышит.

— Мамочка, зачем вы спускаете мешки в погреб? Я помогу тебе, предлагает Ривкеле, всем сердцем жалея уставшую мать.

— Нет, дочка, ты только будешь мешать нам. Возьми сладости и иди во двор.

— Мама, я отпраздную день рождения в саду. День рождения… Так, просто… раздам ребятам угощение, ладно?

— Ладно, ладно. Иди, дочка, иди.

— Вот тебе, — протягивает ей отец синий кулек с орехами, — устрой себе день рождения, в саду.

— Чтоб нам довелось отпраздновать твой день рождения, доченька, на будущий год в мире и спокойствии, — вздыхает мать и закрывает за ней дверь.

Подпрыгивая, взбежала Шуля по лестнице и нажала кнопку звонка: два длинных. «Пусть папа подумает, что пришел пациент», — улыбается Шуля и представляет себе, как удивятся родители, увидев в дверях вместо пациента ее.

Но что там случилось? Не открывают. Она звонит опять, на этот раз быстро, нетерпеливо. Шуля слышит шаги отца, он открывает дверь в возвращается в кабинет.

— Почему папа открыл дверь, а не Уршула? — недоумевает Шуламит и идет в столовую. Ни там, ни в спальне, ни на кухне нет ни души. Где мама? Ее сердитый голос доносится из кабинета.

— Так что же нам, по-твоему, делать?

— Я предлагаю поскорее собрать все что можно в два маленьких чемодана и уходить.

— И стать бродягами? Оставить дом, все и превратиться в беженцев?!

— Да, оставить все. Власти уже удрали.

— Макс, что с нами будет? — слышит Шуля плач матери.

— Русские скоро вернутся… Пока что нужно отсюда убраться. Это ненадолго…

Дверь открывается, выходит мать с опухшими от слез глазами. У отца мрачное лицо.

— Мама! — говорит Шуля, и ее голос срывается.

— Что, доченька?

— Я хочу, чтобы ты купила подарок, — говорит Шуля.

Мать удивленно смотрит на нее.

— Ну, подарок, для Ривкеле, у нее сегодня день рождения.

Шуля слышит невеселый смех отца.

— Иди сюда, дочка, я тебе кое-что объясню. Отец усаживает ее рядом с собой на диван. Он говорит, и голос у него не тот, что был вчера и позавчера.

— Знаешь ли ты, дочка, что такое война? Это самое страшное, что есть на свете. Люди превращаются в диких зверей и готовы разорвать друг друга. А эта война страшнее всех прежних. В этой войне убивают главным образом евреев. Поняла? А теперь, дочка, помоги маме собрать твои вещи.

Шуля удивленно раскрывает глаза — она еще никак не поймет, что происходит.

— Зачем, папа?

— Потому что мы уезжаем. Нужно спасаться.