Дом вампира и другие сочинения - страница 15

Ореол славы вокруг имени Кларка частично объяснял секрет обаяния его личности; однако даже в кругах, где литературная слава не открывает перед человеком все двери, он мог бы, если захотел, очаровать решительно всех. Изысканный, утонченный и проникновенный, он уже давно завладел арсеналами мудрости средневековых диалектиков и софистов. (Многие годы спустя, когда фортуна отвернулась от него и его имя уже не упоминалось без издевки, о нем по-прежнему вспоминали в нью-йоркских гостиных как о человеке, который довел искусство беседы до совершенства.) Даже обычный разговор за обедом с ним стоил иной лекции по гуманитарным предметам.

Удивительное умение Кларка поддерживать и направлять беседу могло сравниться только с его блестящим стилем. Сердце Эрнеста Филдинга учащенно забилось при мысли о том, что ему выпала честь впредь жить под одной крышей с единственным писателем современности, который способен придать английскому языку все богатство, силу и строгую музыку литераторов елизаветинской эпохи.

Реджинальду Кларку были подвластны многие инструменты. И скромная лютня трубадура, и мощный орган Мильтона были одинаково послушны его прикосновению. Разносторонность являлась его отличительной чертой — и в этом была его сила. Стиль Кларка обладал и изысканной строгостью греческой мраморной колонны, и капризной вычурностью эпохи Ренессанса. По временам казалось, что его крылатые слова слетают на страницы, словно ангелы в стиле барокко. Порой же от его стиля веяло вечным спокойствием суровых пирамид.

Мужчины вышли на улицу. Реджинальд поплотнее запахнул свое длинное пальто.

— Буду ждать тебя завтра в четыре, — сказал он.

Его голос был глубоким и мелодичным.

— Я буду точен.

Голос юноши слегка дрожал.

— Я с нетерпением буду ждать; ты меня заинтересовал.

Юноша покраснел от этой похвалы признанного арбитра литературного изящества.

Едва заметная улыбка пробежала по губам его собеседника.

— Я рад, что мои работы заинтересовали вас, — пробормотал молодой человек.

— Я считаю их весьма примечательными. Однако сейчас, — Кларк извлек часы, настоящее произведение ювелирного искусства, — я вынужден распрощаться с тобой. Мне пора.

Он крепко пожал руку Эрнесту, на секунду задержав ее в своей, потом резко повернулся и пошел, оставив молодого человека в некоторой растерянности. Шумная толпа подхватила его, чуть не сбив с ног, однако глазами он по-прежнему провожал исчезающую в ночи величественную фигуру Реджинальда Кларка. Его влекло к этому человеку всеми фибрами тела и молодой, щедрой души.

Мягкими шагами, с наслаждением вдыхая ночной воздух, Реджинальд Кларк шел по простиравшемуся пред ним Бродвею, где в ярких огнях пульсировала ночная жизнь.

Его мощный интеллект был поглощен бурной жизнью огромного города. Здесь, на улице, как и в салоне, его магнетическая сила оказывала на людей магическое воздействие, и он рассекал толпу с легкостью, с которой черкесский клинок рассекает воду.

Пройдя пару кварталов, Реджинальд Кларк внезапно остановился у ювелирного магазина. На витрине были в изобилии разложены драгоценные камни, ярко сверкавшие в электрическом свете, словно гипнотизирующие змеиные глаза — зеленые, красные, прозрачно-голубые. И пока он так стоял, их ослепительный блеск проник в его разум, трансформируясь в нечто возвышенное и чудесное, что со временем, возможно, превратится в поэму.

Затем его внимание привлекла небольшая компания худеньких девушек, которые танцевали на тротуаре под хриплые звуки старой шарманки. Он присоединился к группе заинтригованных зрителей, наблюдавших за колоритными танцовщицами, которые легко двигались в такт музыке. Одна привлекла его внимание — тонкая, с оливковой кожей, из страны, где вечная весна. Она целиком отдалась музыке, ее волосы растрепались, а ноги едва касались земли. Девушка казалась желтым листом, пляшущим в солнечном луче. Дребезжащие звуки шарманки, возможно, напоминали ей о смуглом, темноволосом юноше, играющем на флейте.

В течение нескольких минут Реджинальд Кларк с истинным наслаждением следил за грациозными движениями девушки. Затем — потому ли, что устала, или ее смутило пристальное внимание незнакомца — музыка исчезла из ее движений. Они стали медленными, угловатыми, почти неуклюжими. Интерес в глазах Кларка погас, хотя его тело наполнил трепет, словно ритм музыки и танца мистическим образом проник в его кровь.