Дорога в Рождество - страница 11
Алексей открыл глаза. Поезд стоял на небольшом полустанке. Было тихо… Давно ему не снился отец. Пока Алеша был маленьким, он с нетерпением ждал встреч с папой. С радостью бросался ему на шею. Горько плакал, прощаясь. И снова ждал.
Немного повзрослев, он стал задавать отцу вопросы, на которые тот не мог или не хотел отвечать. А подросший сын требовал ответа. Ничего не говоря, молча ждал, что отец расскажет и о причинах ухода из дома, и о том, как живется ему в новой семье, и о том, какое же место в жизни занимает он — Алеша.
Постепенно он понял, что ответа не будет, но недосказанность встала между ними некой преградой. Преграда мешала, но разрушить ее, очевидно, не было возможности. Встречи стали нерадостными, казалось, что они видятся лишь по обязанности. Отец приезжал все реже, и когда Алексей стал взрослым, то и вовсе потерял связь с ним.
В последнее время он часто думал о взаимоотношениях с отцом. Пожалуй, причиной их отчуждения был его максимализм. Он не хотел понять, что есть вопросы без ответа. Чего он ждал: что отец станет оправдываться перед ним, мальчишкой? Не зная причин разрыва между родителями, он осуждал отца, и это казалось правильным. А теперь? Теперь он о многом сожалел. Возможно, не будь он столь категоричным, папа открыл бы ему много важного в этой жизни… Кто он был такой, чтобы судить? Теперь где-то живет его, Алешин, сын. И у этого ребенка нет даже воспоминаний об отце. Его никто не раскачивал высоко-высоко на качелях и никто не садил на плечи, чтобы показать, как огромен мир…
Алексей долго смотрел в окно, за которым ничего не было — лишь темнота да редкий свет фонарей, в котором кружила и кружила белая метель. Алексей не заметил, как снова задремал. А метель вздымала целые вихри белых снежинок, и казалось, что это какой-то танец. И вот уже слышалась музыка. Прекрасная музыка вальса. И кружится, кружится перед ним белая кружевная фата. Наташа! Такая красивая, милая, родная! И так прекрасны под фатой локоны ее золотых волос! А голубые глаза кажутся бездонными, в них можно утонуть, и хочется утонуть, и безразлично, что будет потом.
Он бережно поддерживает ее руку, а второй рукой чуть касается талии — стройной, хрупкой. И все смотрят на них с восхищением. А они кружатся в вальсе, кружатся. У него идет кругом голова, он теряет ее руку. И оказывается в темноте. Один. Откуда-то льется свет. Алексей находит окно, заглядывает в него. За окном — освещенный зал, и все так же играет музыка. И все так же танцует Наташа. Но кто-то чужой, чьего лица не разглядеть, держит ее руки. А она смеется и кружится. И ему страшно, и он кричит, но за окном его никто не слышит…
Кричал ли он на самом деле? Этого Алексей не знал, он очнулся в холодном поту. Губы продолжали шептать: «Наташа! Наташенька!..»
«Где и с кем она сейчас?» — этот вопрос не давал ему покоя все пять долгих тюремных лет. Он сам предоставил ей возможность жить дальше без него. Он не имеет права ее о чем-то спрашивать, в чем-то упрекать. Он один во всем виноват. И даже понимая это, он надеялся, что Наташа ждет. Может, только эта надежда и давала силы жить.
А если не ждет? Что ж, он повзрослел, он выдержит. Как-то устроит свою жизнь, будет работать, постарается не совершать новых ошибок. Но все эти мысли казались тускло-серыми, и в этой беспросветной серости светил лишь один лучик: «А может, все-таки ждет?» Думать об этом было очень тяжело, и Алексей стал молиться:
— Господи! Дай мне сил! Помоги принять Твою волю… Я не заслуживаю ничего хорошего. Я не достоин мечтать о счастье. Только дай силы справиться! Пусть она будет счастлива. И ребенок тоже. Пусть они будут счастливы, даже без меня, Господи!
Стало немного легче. В последнее время он часто обращался к Богу. Как-то, может, неправильно, своими словами, не осилив толстых книг. Он произносил те слова, которые, казалось, рождались в самом сердце. Отец Петр говорил, что можно молиться и так, что Господь слышит всякую молитву, если она от души. И все же советовал читать книги, написанные святыми людьми. Алексей читал и удивлялся: оказывается, и сто, и тысячи лет назад люди так же любили, и страдали, и совершали ошибки, и каялись. И получали прощение. Книги помогли многое понять. Ведь Алексею казалось, что судьба была несправедлива к нему. Люди, жившие рядом, оказались за колючей проволокой в результате сознательного преступления. Они по своей воле что-то украли, кого-то избили… А он ведь не хотел зла! Он случайно сбил человека, но причислен к преступникам! С этим трудно было смириться.