Дорога ввысь. Новые сокровища старых страниц. №3 - страница 3

Внезапно пронзительный звук дверного колокольчика оборвал мягкий голос матери и поставил точку в размышлениях Фрэнка. „Эх, вот если бы сейчас произошло что-то новое, что-то необычное, неожиданное, но только бы это не был какой-нибудь покупатель, забывший взять соли или муки!" - подумал Фрэнк. Он взял фонарь, спустился вниз по лестнице и открыл тщательно запертую дверь.

На улице стоял незнакомец - некий с иголочки одетый господин, который спросил госпожу Лоренс. Фрэнк быстро ответил, что она дома, а затем поинтересовался, чего незнакомец хочет от матери, ведь здесь, на Аляске, никому нельзя было полностью доверять. Незнакомец, засмеявшись, хлопнул Фрэнка по плечу.

- Фрэнк, малыш, возможно ли это? Парень, да ты обогнал меня порядком, а ведь был от горшка два вершка, когда я уходил из родного дома. Как там матушка? Или вы совсем забыли Вилли?

От удивления Фрэнк чуть не выронил из рук фонарь. Неужели это был Вилли - сын отца от первого брака?

Нежданный посетитель все еще стоял, улыбаясь на пороге, и наслаждался впечатлением, произведенным на младшего сводного брата. Потом он потеснил его в сторону и вошел в жилую комнату.

Качая головой, Фрэнк шел позади вернувшегося домой Вилли. В голове у Фрэнка торопливо проносились не самые приятные воспоминания.

Тогда, во время спешного отъезда Вилли, что-то произошло, о чем он так никогда и не узнал и что стоило его матери бессонных ночей и море слез. К радости, которую вызвал в нем неожиданный гость, примешались озабоченность и опасение. В любом случае ему следовало быть предусмотрительным, ведь он оставался единственной опорой матери.

По правде говоря, не все воспоминания о Вилли были отрицательными. Часто он играл с младшим братом, приносил ему игрушки и сладости, но... Да, тогда как раз и случилось что-то такое, что побудило брата еще при жизни отца оставить дом. Позднее, после смерти отца, он побыл здесь совсем немного, но с тех пор прошло уже восемь лет. В то время их дела шли из рук вон плохо. Самому Фрэнку едва исполнилось десять лет, и мать испытывала большие трудности, добывая средства для пропитания для себя и сына лишь за счет того скромного заработка, который приносила торговля в лавке. Ко всему этому болезнь отца вызвала большие расходы. Фрэнк смутно помнил, что перед тем, как снова внезапно исчезнуть, Вилли сказал что-то вроде: „Не хочу быть лишней обузой". Теперь он снова был здесь, идя легким веселым шагом впереди Фрэнка, как будто между ним и родителями ничего не произошло. Он распахнул дверь комнаты и с радостным выражением на лице переступил порог.

- Добрый вечер, мать! Такой уж я человек - люблю ошарашивать других. Как вы живете? Дай хоть посмотреть на тебя! Сдается мне, ты выглядишь не так свежо, как во время моего последнего приезда.

Госпожа Лоренс сделалась мертвенно-бледной. Ее испуганный взгляд искал младшего сына. Потом она не без труда встала. При этом ее платок упал. Она было нагнулась за ним, но Вилли ее опередил; с поспешной ловкостью он подскочил к ней и поднял платок любезно улыбаясь.

Она крепко вцепилась в его руку и тихо произнесла:

- Добрый вечер, Вилли. Сын, постучавшийся в дверь своей матери, не должен сомневаться в том, что его примут тепло. Не правда ли, Вилли?

Ее губы дрожали, ее глаза впивались в него, когда она задавала этот странный, непонятный для Фрэнка вопрос. Вилли слегка покраснел, нерешительно наклонил голову и попытался спрятать свое смущение за усмешкой.

- Конечно, дорогая матушка, меня потянуло к вам. Тем более, что мои дела случайно привели меня в ваши края. Но я не буду обременять вас больше, чем на день-другой.

При этих словах лицо госпожи Лоренс стало непроницаемым. Затем, однако, она засуетилась, обратившись к своим хозяйственным и материнским обязанностям. Она приготовила для Вилли еду и разостлала постель в скромной гостевой комнатке рядом со спальной Фрэнка. Тем временем Фрэнк развешивал для сушки промокшую от снега верхнюю одежду брата, украдкой бросая на него быстрые взгляды. Никогда еще не видел он так элегантно одетого господина. Костюм, белье - все на нем было чрезвычайно благородно. Не то, чтобы он имел страсть ко всем этим вещам - как всякий истинный провинциал, он презрительно высмеивал столичное жеманство, - но все же это производило на него впечатление и возбуждало, пусть небольшую, но зависть, к этому чуждому, но внешне блестящему и беззаботному миру.