Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма - страница 14
Могут в ловушку попасть взгляды, несущие пыл.
Вот Теодор завлекает юнца, его тело — свидетель
Лучшей для жизни поры и непорочно ещё!
Вот дорогого Филорекса уд... хоть и мал он, однако
Пышно когда расцветёт, даром Харит нарекут.
Если Лептина увидишь — ни с кем не захочется больше.
И не отступит юнец, крепким как сталь... увлечён, —
Вмиг за желанным умчится, глазами сверкая, безумный,
Страстью объятый, горя неумолимым огнём!
Юной я поросли счастья желаю, прекрасной. Забавы
Пусть не прервутся, когда старость седая придёт!
РУФИН
(I в. н.э.)
Философия любви (5, 12)
Тело омывши, Продика, наденем венки и пригубим
Чистое наше вино, полные кубки подняв!
Коротки радости жизни, и всё, что от них нам осталось,
Старость отнимет, за ней следом пожалует смерть...
Поцелуй Европы (5, 14)
Если Европа к губам моим только приблизится или
Уст лишь коснётся слегка — сладок её поцелуй...
Если губами не только коснётся, а страстно прижмётся, —
Душу мою из глубин самых исторгнет она!
Предпочтение рабыне (5, 18)
Лучше с рабыней-служанкой сойтись, чем с её госпожою:
Знатную надо ловить — радость какая нам в том?
Гордость в осанке видна, аромат испускает их кожа,
Но разве могут они сделать счастливыми нас!
Нежны рабыни, их тело приятно, готово их ложе —
Сладости можно вкусить, не потеряв головы.
Пирр, сын Ахилла, — пример: Андромаху, служанку, любивший,
Он супругу свою, Гермиону презрел!
Измена принципам (5, 19)
Юношелюбом был, стану теперь женолюбом — придётся
Возле трещоток, зеркал время теперь коротать.
Кожу мальчишек, подарок природы, увы! променял я
На многослойность белил и на сиянье румян.
На Эриманфе лесистом пускай же резвятся дельфины,
А быстроногий олень в волнах пасётся седых!
Любовное рабство (5, 22)
Сладкий Эрот, Боопида, твоим меня сделал слугою.
Стал подъярёмным быком бурных любовных страстей
Без принужденья, по воле своей принял полное рабство:
Я не имею пока в горькой свободе нужды.
Тихая старость придёт, голова сединой убелится...
Лишь бы не сглазил никто эти надежды мои!
Приход старости (5, 27)
Делась куда красота твоя, чары и нежность, Мелисса?
Милое личико где, прежде знакомое всем?
Вид где надменный, изящная шея высокая, брови,
Ноги в браслетах златых, гордая поступь твоя?
Волосы редки теперь, стали жёсткими, ноги — сухими.
Вот он, распутниц удел, любящих в роскоши жить!
Розы и шипы (5, 28)
«Здравствуй», — теперь говоришь. Как с лица красота вся исчезла,
Прежде с которой едва мрамор сравнится бы смог?
Вижу, что льнёшь ты ко мне! — Когда кудрей не стало, что раньше
Вились так пышно вокруг шеи высокой твоей?
Не приближайся теперь ты ко мне, на пути не встречайся!
Нет! Мне не надо шипов вместо прекраснейших роз.
Выбор судьи (5, 35)
Голые три предо мною, судьёй, распластались подружки,
Чтобы узнать, чей же зад более нравится мне!
Как от улыбок, один был весь в ямочках круглых и нежных,
Словно прекрасный цветок белым бутоном блистал.
Тело второй белоснежное было, с румянцем не меньшим,
Чем краски роз полевых, ранней зардевших весной.
Мерно другая покачивать бёдрами всё принималась,
Словно морская волна, переходящая в рябь.
Если б нашёлся судья, и ценитель богинь бы увидел
Девушек этих, не смог ни на кого б он смотреть!
Арбитр (5, 36)
В спор Родоклея, Мелита, Родопа вступили однажды:
Чья драгоценность милей, что от природы дана.
В судьи избрали меня и предстали, одежды все скинув:
Будто богини стоят и излучают нектар!
Тайное место Родопы блистало красою своею,
Словно раскрытый бутон розы при ветре большом...
(пропуск в рукописи)
У Родоклеи оно как изящный кристалл! Я сказал бы:
Храмовой статуи часть, дивной, — творенье резца!
Зная, какие Парис, сделав выбор, познал испытанья:
«Этим богиням, — шептал, — трём отдаю я венки!»
Золотая середина (5, 37)
Толстую не обнимай и к тощей не прикасайся,
Между обеими ты среднее что-то ищи.
Плоти ведь много в одной, у другой недостаток того же.
Малого ты не желай, но и избытка беги.
Изменнице (5, 43)
Кто за дверь голою выбросил, в доме любовника встретив? —
Пифагореец! Тебе верность хранил до конца.
Плачешь, девчонка, лицо раздирать начинаешь руками,
Возле дверей наглеца мёрзнешь от холода ты!